Усыновление детей с хроническими заболеваниями долгое время оставалось непопулярным в Казахстане: многие опасались тяжелых диагнозов, считая, что такие малыши «обречены умереть раньше родителей». Однако за последние десять лет ситуация начала меняться, хотя предубеждения все еще существуют.
Редакция ИА «NewTimes.kz» рассказывает две противоположные истории: семья Мурзахановых из Астаны, несмотря на диагнозы ребенка, решилась подарить ему любовь, тепло и заботу, преодолев все трудности. В то же время другая история — о женщине, которая была вынуждена вернуть приемную дочь после того, как у ребенка обнаружили венерические заболевания, о которых в детском доме умолчали.
В конце 90-х и начале 2000-х Казахстан переживал настоящий бум отказных детей: детские дома были переполнены почти в каждом городе страны. Кто-то оказывался сиротой, потому что мать попала за решетку или отец погряз в алкоголизме, а порой семья разрушалась из-за наркотиков или безденежья. От детей, родившимся с заболеваниями — в роддомах отказывались сразу. В те годы не было ни развитых благотворительных фондов, ни психологов, чтобы убедить матерей не писать «отказную». Осуждали ли таких? Скорее, да, чем нет. Отговаривали? Нет.
В это же время в странах СНГ, в том числе и в Казахстане, начались международные усыновления. Иностранцы, особенно американцы, без труда могли усыновить казахстанских детей. Усыновление Айгерим или Жанибека (имена вымышлены – прим. Авт) не требовало длительной бюрократии, и даже диагнозы малышей не пугали зарубежных родителей. Для кого-то это казалось актом милосердия, а кто-то все-таки задавался вопросом: «Ну, а теперь все-таки скажи честно, что они с ним сделают?». Миф о продаже детей на органы тогда еще жил.
Читайте также: Усыновленный бельгийцами казахстанец ищет биологических родителей
Спустя десять лет ситуация кардинально изменилась. Если в период с 1999 по 2011 годы иностранцы усыновили 8805 казахстанских детей, то за последние три года ни один казахский ребенок, оставшийся сиротой, не был усыновлен иностранцами.
Казахстан вступил в новую эпоху, где забота о детях-отказниках постепенно становится делом самих казахстанцев.
(Имена героев изменены из этических соображений)
Алима не могла забеременеть в течение 11 лет брака со своим вторым мужем. Её первый брак распался из-за давления свекрови. «Ұлымның алғаны - бала туа алмайтын бедеу қатын болып шықты» (жена сына оказалась бесплодной – перевод с казахского языка – прим. Авт), – говорила свекровь своей невестке.
Муж не поддержал Алиму, через год после развода у него родился ребенок от другой женщины.
Спустя два года Алима познакомилась с будущим супругом. Женщина мечтала о ребенке, но после четырех неудачных попыток ЭКО ей диагностировали преждевременный климакс в 37 лет. Тогда супруги приняли решение усыновить ребенка из детского дома, отказавшись от идеи суррогатного материнства. Они считали, что должны подарить право на семью тому, кто остался без родителей.
«Мы планировали взять ребенка из Дома малютки, но здоровых младенцев не оказалось. Если и были, то только с ДЦП или синдромом Дауна. Здоровых детей там не было. Нам запомнилась одна девочка: ее мать наполовину таджичка, у нее были густые брови, большие глаза и длинные ресницы, но мать находилась в тюрьме. Ее не лишили родительских прав, и забрать ее было невозможно. С мужем мы долго метались в поисках и, в конце концов, сотрудники Дома малютки посоветовали обратить внимание на детей постарше. Так мы и познакомились с этой девочкой».
Девочкой Алима называет свою уже бывшую приемную 10-летнюю дочь, от которой она отказалась через полгода после процедуры усыновления.
«Нам буквально подсунули ребенка с заболеваниями. Мне кажется, они пытались скрыть эту информацию намеренно. Заболевания были венерическими, вероятно, переданными от матери. Я считаю, что паспорт здоровья подделали. Когда мы узнали правду, нам начали прививать чувство вины: мол, как вы можете вернуть ее обратно, ведь она уже привыкла… Честно говоря, в период адаптации, вместо того чтобы «притираться друг к другу», мы бесконечно ходили по врачам. Врачам, медсестрам сложно объяснить, что ребенок получил венерическую болезнь не от меня, а от биологической матери. Бабы в халатах косо на нас смотрели, город у нас небольшой, не понимают такие нюансы. Полгода мы мучились, но так и не смогли привыкнуть друг к другу. Девчонка еще и хитрой оказалась, говорила что попало: «вы меня только ради пособий забрали», «вы – мне никто»… Дорогие гаджеты просила взамен, чтобы проблем не было. В итоге мы не выдержали и вернули ее обратно».
Алима говорит, что ее все еще мучают вопросы: почему так произошло. Женщина отказалась от идеи материнства и продолжает работать, живя с мужем, приняв то, что родителями им уже не стать.
«Я сказала мужу: если ты хочешь, уходи. Я не стану тебя удерживать. Но он решил остаться, может пожалел меня, не знаю. Так мы и живем. Но вспоминать трудно. С одной стороны, мне стыдно, что не справились, а с другой — я понимаю, что мы не виноваты в том, что нас не предупредили. Лично я просто не была готова ко всему этому», – рассказывает Алима.
(Имена героев и фотографию ребенка редакция публикует с согласия родителей)
52-летний Калиянур и 49-летняя Анаргуль Мурзахановы – супружеская пара из Северо-Казахстанской области, усыновившая трехмесячного ребенка с инвалидностью. В отличие от истории Алимы, им сразу озвучили все диагнозы, с которыми родился мальчик.
У Ануара была расщелина твердого и мягкого неба справа, полная расщелина верхней губы и альвеолярного отростка. У пары пятеро собственных детей: четыре девочки и один мальчик. Младшему восемь лет, и ему был нужен брат.
«Мне девчонки говорили: «Мам, возьми ребенка, что он будет один среди нас? Нам нужен мальчик!» — вспоминает Анаргуль. — Я работала в «органах», четыре года назад вышла на пенсию и сидела дома. Как-то знакомые предложили поработать няней, и у меня появилась мысль: я хочу взять ребенка. Меня поддержали и муж, и дети. Мы три месяца учились в школе приемных родителей, а потом полтора года искали детей и присматривались. В портале я увидела маленького ребенка с заячьей губой и поехала на знакомство. Ему было два месяца. Он лежал один в большой комнате, и у него был такой осознанный взгляд, как у взрослого человека. Мне понравилось, что он уже хорошо держал голову. Я присмотрелась к нему, позвонила дочерям, супругу и отцу, и все меня поддержали».
Однако маленького Ануара могли забрать другие молодые люди, но, пересмотрев список диагнозов, отказались. Помимо заячьей губы у ребенка также была так называемая «волчья пасть», которая характеризуется расщеплением верхнего неба и затрудняет полноценное питание.
«В прошлом году мы прооперировали ему заячью губу. 18 сентября этого года ему сделали операцию на небе. Он только недавно вернулся домой и потихоньку восстанавливается без обезболивающих, так как раньше от боли не мог ни есть, ни спать», — рассказывает Анаргуль.
Из-за отверстия в небе Ануар пока не может есть твердую пищу. Новоиспеченные родители сначала кормили его смесью, а теперь — жидкой пищей. Еще одной особенностью «волчьей пасти» является то, что ребенок может принимать еду только в положении лежа, чтобы пища не выходила обратно. Так они кормили мальчика до операции, и привычка питаться в таком положении осталась у него до сих пор. В следующем году Ануару предстоит новая операция — у него осталась расщелина в десне.
Мурзахановы столкнулись с бюрократией при усыновлении. Обычно основным вопросом является комфортное содержание ребенка, поэтому помимо любви и ласки новые родители должны обеспечить просторную комнату, собственное спальное место, качественные игрушки и одежду, необходимые гаджеты и возможность заниматься секциями. Кроме того, под лупой рассматриваются общий доход пары, их траты и отчисления.
«Все это обязательно проверяется, чтобы понять, сможем ли мы потянуть ребенка. Каков у нас доход и как мы живем — все это контролировалось сотрудниками опеки. У нас было настолько сильное желание усыновить ребенка, что мы заранее «подогнали» средства, чтобы все хватило», — говорит Анаргуль.
Тем не менее, даже после усыновления семья не остается одна: их сопровождают специалисты из фонда. Они получают адресную финансовую помощь и помощь в организации операций. Поскольку у Ануара есть инвалидность, фонд выплачивает семье ежемесячно 35 тысяч тенге. От государства малыш получает еще 33 тысячи тенге.
«В школе приемных родителей нас научили не скрывать от ребенка, что он из детского дома. Сами понимаете, найдутся «добрые» люди, которые скажут ребенку правду за нас. Мы обсудили это в семье и решили, что с малых лет будем постепенно рассказывать, чтобы это не произошло в переходном возрасте, когда такая информация может его травмировать».
Не все родственники и близкие поддержали Анаргуль и Калиянура. Многие задавались вопросом: зачем усыновлять ребенка, когда есть пятеро своих, тем более если ребенок с дефектами.
«Усыновлять таких детей не проще, чем обычных, без диагнозов. Просто я знала, что передо мной были люди, которые от него отказались. Выходит, от него отказались дважды. Я поняла, что этого ребенка никто не возьмет».
Биологическая мать Ануара во время беременности не наблюдалась у врачей и родила ребенка дома. Он был недоношенным, родившись на 34-й неделе. В роддоме она отказалась от ребенка.
Многие люди, нацеленные на приемное родительство, не готовы усыновлять не полностью здоровых детей, говорит исполнительный директор общественного фонда «Ана үйі» Ажаркуль Клышбаева.
Еще одна «сложность» для приемных родителей: по казахстанскому законодательству нельзя разделять родных братьев и сестер.
«Представьте, вы хотите усыновить грудничка, а у него — 15-летний брат. А вы не готовы к подростку в семье, трудно принимать решение в таких ситуациях», — рассуждают в Фонде.
Первый кризисный центр «Дом Мамы» в Казахстане открыли 11 лет назад, в 2013 году. Его основная задача заключалась не в увеличении числа детей, направляемых в детские дома, а, напротив, в том, чтобы как можно меньше детей оказывались в таких учреждениях.
«Мы начали помогать молодым женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации и на грани отказа от своих детей. В такие моменты «Дома Мамы» принимают их, обеспечивая всем необходимым, чтобы матери не бросали своих детей. Таким образом, нам удалось значительно сократить число малышей, попадающих в детские дома — на 70%. Однако общее количество детей в учреждениях не уменьшается, так как в систему продолжают поступать дети постарше. Поэтому в 2016 году было создано «Национальное агентство по усыновлению», которое помогает семьям усыновлять детей из детских домов. Мы предоставляем полную юридическую и психологическую поддержку», — рассказывает Ажаркул Клышбаева.
Проблема вторичного сиротства в Казахстане остается актуальной, несмотря на факт уменьшения количества детей, живущих в интернатах и детских домах. Для профилактики с 2020 года в Казахстане ввели обязательную психологическую подготовку для будущих приемных родителей.
«Сказать, что возвратов нет вообще, мы не можем. Но возвраты составляют всего 4%, тогда как мировая практика допускает до 15%. Это не связано с диагнозами. Чаще всего дети возвращаются, потому что родители не справляются. Когда ребенок попадает в семью и осознает, что это безопасная и любящая среда, начинает распаковку тех травм, которые он получил ранее. Здесь родителям важно научиться справляться. В период адаптации дети могут вести себя по-разному: кто-то начинает воровать, кто-то сбегает из дома, кто-то проявляет сексуализированное поведение. Негативный или стрессовый опыт они переносят в новую семью. Да, родители проходят Школу приемных родителей, но они не ожидали, что столкнутся именно с такими ситуациями. Поэтому мы настаиваем на необходимости сопровождения для семей. Сейчас сопровождение носит рекомендательный характер, но его необходимо закрепить на законодательном уровне».
Усыновление ребенка в Казахстане состоит из нескольких этапов. В процессе усыновления казахстанцам помогает фонд «Ана үйі». Часто первым делом будущие приемные родители обращаются к представителю органа опеки, там им рассказывают, какие необходимо собрать документы.
В перечень документов входят медицинские справки об отсутствии ВИЧ и поздних степеней рака, справки с работы, подтверждение отсутствия судимости. Кроме этого, всем, кто планирует усыновление, обязательно пройти Школу приемных родителей (ШПР).
Героини этого текста по-разному описывают свой опыт в ШПР. Алима рассказала, что в ее случае занятия были очень номинальными, и ничего нового она не узнала.
«Знания были поверхностными, когда возникли проблемы, нам говорили «терпите», книжки советовали. Может в Астане лучше в этом плане помогают приемным родителям, у нас в регионе, может быть, это не так уж развито».
По словам Анаргуль, Школа дала им много полезных знаний несмотря на то, что до усыновления у них уже были кровные дети.
«Мы с мужем сначала скептически отнеслись к этой школе, — рассказывает Анаргуль, — у нас же своих пятеро детей, мы думали, что все из себя такие умные. А оказалось, что занятия очень полезные. Мы почерпнули много всего полезного».
Когда все документы собраны, начинается поиск ребенка — также с помощью органов опеки, фондов. Последний этап усыновления — суд, но, как правило, это уже чистая формальность.