Жительница Павлодарской области Толганай не скрывает своего лица. Она открыто рассказала корреспонденту ИА «NewTimes.kz» о том, как из-за страха потерять мужа уехала за ним в Сирию. Как после его гибели с четырьмя детьми голодала и выживала под бомбардировками. Как потеряла старшего сына.
«Я виновата перед родителями»
Толганай — одна из немногих женщин, которая не скрывает своего лица. После возвращения в Казахстан в рамках операции «Жусан-3» она полностью отказалась от ношения одежды, целиком покрывающей тело.
«Я оставила только платок, который носят женщины-казашки. Изначально это была воля моих родителей. Я, обдумав, согласилась с ними. Очень виновата перед ними. Единственное, от чего я не откажусь никогда, — это от чтения намаза и поста Ораза», — говорит она.
29-летняя женщина не боится осуждения общества, публично и открыто рассказывая о своей судьбе.
«Мне уже нечего бояться: за свои ошибки я заплатила жизнью сына. Может, мой открытый разговор поможет хотя бы одному человеку», — сказала она на встрече с прихожанами павлодарской мечети «Машхур Жусип».
Наш разговор с Толганай продолжился после встречи с прихожанами. Женщину долго не отпускали апашки, успокаивали, говоря, что она смелая, и общество примет ее, если она готова приносить пользу Казахстану. Толганай смущалась.
«Любила его больше себя»
Толганай окончила школу в Баянауле на «отлично» и поступила на грант в Карагандинский технический университет. Со своим будущим мужем они учились в одной группе.
«Он ухаживал за мной: провожал домой и по дороге рассказывал об исламе. А мне льстило, что он, такой симпатичный, спортсмен-борец, посмотрел на меня — «ботаника». Как раз был месяц Рамазан, он говорил, что все мусульмане должны соблюдать пост Ораза, женщины — «покрываться» полностью. Все это будет зачтено на том свете, и тогда я попаду в рай», — вспоминает она.
Молодая девушка начала посещать традиционную мечеть и ходить на намаз, однако парня это не устраивало. Он настоятельно рекомендовал ей слушать лекции «онлайн-проповедников».
«Он носил укороченные брюки и бороду. В своем родном Баянауле я такого не видела, поэтому не понимала, что это обязательные атрибуты «такфиритов», думала, это просто модно. Когда мы «дружили», он был обходительным, относился ко мне бережно. Он был моей первой любовью. Любила его больше себя и думала, что это взаимно», — рассказывает она.
Через полгода была свадьба с законной регистрацией брака, после чего Толганай уже была полностью во власти мужа. Он склонил ее надеть никаб и строго следовать его правилам. За годы учебы в университете в семье родилось двое детей.
Хитрость с паломничеством
Когда молодые люди заканчивали вуз, муж предложил Толганай продолжить учебу в религиозном университете Египта, и она согласилась. Она помнит, что муж долгое время проводил за компьютером, стал вести разговоры о людях, якобы страдающих в Сирии. О том, что его единоверцам мешают строить «Халифат».
«Буквально перед защитой диплома пришли двое родственников свекрови. Они обманули, сказав, что едут в Мекку в Умру (малое паломничество, но не в месяц, предназначенный для Хаджа, а в любое другое время — прим. NT). В ту ночь муж рассказал: родственники убеждают его поехать с ними в Сирию. А после просто поставил перед фактом: «Я уезжаю!». Приказал мне никому ни о чем не говорить. Я молчала», — продолжает собеседница.
Через два дня муж позвонил и сообщил, что добрался до Сирии. За беглецами отправилась свекровь Толганай.
«Двое ее родственников, которые агитировали моего мужа уехать, подчинились ей и вернулись, он отказался. По Skype я уговаривала его вернуться домой, у нас был конфликт. После чего он сказал: если ты не приедешь ко мне, то я дам тебе талак (развод — прим. NT). Я в очередной раз подчинилась мужу», — вздыхает она.
Поездка к мужу
Дорога в Сирию у всех казахстанок — как под копирку. Прилетали в Стамбул, потом на автотранспорте добирались до города Газиантеп, затем на перекладных — через турецко-сирийскую границу. Везде встречали проводники.
«Рядом с мужем был «денежный» человек. Он распорядился и в Казахстане мне выдали на руки деньги на билеты. Когда добралась, была очень рада. Нас поселили в квартире, сначала выдавали бесплатно продукты и ежемесячно платили пособие в долларах. Мы жили как обычная семья, пока муж не принес домой автомат и не предупредил о бомбардировках, при которых я должна держать детей при себе. Я испугалась, увидев это, он успокоил: автомат нужен для самообороны», — вспоминает женщина.
С началом боевых действий женщин и детей стали переселять из города в город. Мужчины из Казахстана решили отправить свои семьи на родину.
«Всем было уже понятно: все происходящее не имеет ничего общего с религией. Мой муж признался в своих заблуждениях и велел приготовить вещи, собрать детей, а на тот момент у нас их было уже четверо. Когда скажет, в любой момент, мы должны были уехать. Но этому не суждено было сбыться: в дом, где 15 мужчин-казахстанцев обсуждали, как будут вывозить своих жен и детей, попал снаряд. Никто не выжил», — рассказывает собеседница.
«Дом вдов» и смерть сына
После смерти мужа Толаганай с детьми, как и других жен погибших казахстанцев, поселили в «дом вдов». Все они не оставили желания уехать на родину.
«После наших попыток поговорить об отъезде к нам стали приводить лектора-пропагандиста. Он говорил: на нас обрушится немилость Аллаха. Еще нам рассказывали о женщинах, которых изнасиловали проводники, женщинах, подорвавшихся на минах, матерей, потерявших детей. Сбежавших мужчин прилюдно расстреливали на базаре, а женщин сажали за решетку», — говорит она.
В «дом вдов» постоянно приходили мужчины, в основном — амиры (правители-халифы), они выбирали себе жен. Казахстанских женщин брали третьими-четвертыми женами.
«Я отказывалась. Мне говорили: «Ты не боишься Аллаха, женщина должна помогать мужчине». Я отвечала: чем я могу помочь, став третьей или четвертой женой? Потом рассказали про одного мужчину из «мирных жителей», в дом которого попал снаряд. Вся его семья погибла, а он остался инвалидом. Нужна была женщина для ухода за ним. Чтобы ко мне больше не придирались, я вышла замуж. Через неделю он и мой старший сын погибли при бомбардировке», — с дрожью в голосе рассказывает собеседница.
Двойные стандарты «Халифата»
Толганай уже с тремя детьми вновь оказалась в «доме вдов». Долго не могла прийти в себя после смерти сына. Но надо было кормить детей, и это заставило ее взять себя в руки.
«Мы голодали, при этом знали, что амиры привозили продукты грузовиками. Их делили только между арабами, если нам и продавали, то очень дорого. Однажды я купила килограмм муки почти за 100 долларов. Это были последние деньги. Я шла на базар и стояла около мясных рядов, продавцы знали, для чего я пришла. Когда все мясо было распродано, мне отдавали голые кости, из них я варила бульон. Мы жарили зерна пшеницы, ели отруби, которыми кормят скот. От безысходности варила траву, от этого варева у детей болели животы, но их надо было кормить. Были дни, когда от голода и бессилия тряслись руки и ноги», — поведала она.
Единственным водоемом была река, которую постоянно обстреливали. Многие женщины погибали, набирая воду или стирая белье.
«Дети погибших матерей ходили по городу в поисках еды, как бродячие собаки. Это ужасно, когда ребенок просит еду, а ты не можешь ничего дать, потому что свои дети голодные. Там не было никакого «Халифата», повсюду двойные стандарты и идеология, замешанная на деньгах. Амиры настаивали на том, чтобы воевавшие мужчины не просили причитающуюся им зарплату, при этом сами с удовольствие собирали все деньги. Лекторы пропагандировали аскетизм: кто хочет попасть в рай, должен быть нищим», — с отвращением говорит женщина.
Педофилия и гомосексуализм
Всех мальчиков старше 10-12 лет забирали из семей в лагерь военной подготовки. Когда Толганай узнала, к чему там склоняют детей, у нее началась паника.
«В этих лагерях распространены педофилия и гомосексуализм. Конечно же, родители этого не приветствовали, пытались останавливать, но дети постоянно находились в лагерях вдали от семей. Наказания за это не было никакого. Я поняла: пока мои дети не достигли этого возраста, мне надо выбираться, возвращаться домой», — поделилась собеседница.
Она признается, что боялась отпускать детей далеко. При авианалетах они, обнявшись, молились, чтобы остаться в живых.
«Однажды при бомбардировке снаряд попал в стоявшую рядом палатку. Женщина-соседка сильно кричала, звала на помощь. Никто не вышел, потому что надо было выживать самим. Она погибла вместе с детьми. Утром я приняла решение: во что бы то ни стало пробраться к курдам», — рассказывает мать троих детей.
Долгий путь домой
Собрав остатки денег, 10 женщин-казахстанок упросили водителя грузовика для скота отвезти их до границы с курдами.
«Сначала мы шли пешком, потом в пустыне под палящим солнцем долго ждали машину. Два дня мы не ели и не пили. Когда добрались до курдов, они начали издеваться над нами. Кидали хлеб и сладости, наши голодные дети кидались и собирали все с земли, взрослые мужчины снимали это на видеокамеру. Мне было стыдно, я пыталась удержать детей, но голод брал свое», — словно кадры из фильма описывает происходившее Толганай.
В лагере курдов мытарства женщины продолжились. От казахстанок пытались скрыть, что родина готова принять их.
«Они хотели продать нас шиитам за большие деньги. Мы хоть и восточной внешности, но большинство из нас — белокожие, и мы дорого стоили. Женщины там — товар. Когда прилетел борт из Казахстана, дело дошло до драки. Я и еще несколько женщин все-таки вырвались из палатки, чтобы сказать: мы — здесь, мы — гражданки Казахстана. При отъезде женщины из других стран смотрели на нас с завистью, их государства за ними самолетов не присылают», — эти слова звучали с нотками гордости.
«Все произошло из-за невежества»
Когда самолет приземлился в Актау, Толганай испытывала чувство вины перед страной, перед родителями, перед погибшим сыном.
«Я ожидала, что меня осудят, не примут и будут смотреть как на террористку. Но родина приняла меня. Я виновата перед родителями. Я — старший ребенок в семье, папа с мамой возлагали на меня надежды. Когда я уехала в Сирию, мама перенесла инсульт. Родители тоже приняли меня. Сейчас дети — в Баянауле, в своей жизни они видели только маму, поэтому удивляются, что у мамы тоже могут быть мама и папа. Дети до сих пор пугаются резких звуков и сразу ищут куда спрятаться. Старший сын видел по телевизору детей за партами, теперь не дождется, когда пойдет в школу. Я переживаю, что общество не примет моих детей, особенно за двоих, рожденных в Сирии», — вытирает слезы собеседница.
Она считает, что ей не хватает религиозной грамотности, и чтобы «найти себя», женщина хочет обучаться на курсах при мечети.
«Все, что произошло со мной, — из-за невежества. У меня не было религиозных знаний, я не могла противопоставить всем этим рассказам. Я просто слепо следовала за мужем. Я сильно любила его, а любви со стороны родителей на тот момент не чувствовала. Они постоянно говорили, что я все делала неправильно. А муж наоборот говорил: любит и хочет, чтобы мы были вместе, это и сыграло главную роль», — делится опытом Толганай.
День второго рождения
Толганай уверена: если бы близкие вовремя поняли необходимость реабилитации и помощи специалистов, то ее жизненной трагедии можно было бы избежать.
«Многие женщины, с которыми я встречалась, оказались в Сирии после конфликта с родителями. Когда муж уехал, я просила маму не давить на меня, чтобы она позволила мне хотя бы носить платок и читать намаз. Последняя наша ссора была в день моего рождения — 24 июля 2014 года. Мама с папой сказали, что не хотят видеть меня в хиджабе, и если я его не сниму, заберут детей. Это стало последней каплей», — делится она.
Женщина 10 лет не отмечала день рождения. В радикальных течениях ислама светские праздники — под запретом.
«24 июля мне исполняется 29 лет, буду праздновать его в первый раз за 10 лет. Как он будет проходить — не знаю, но родители и родственники готовятся. Это будет день моего второго рождения!» — впервые и только в завершение интервью улыбнулась Толганай.
Жан Серик
фото Айданы Капен