Директор ОФ «Право» Ольга Рыль рассказала корреспонденту ИА «NewTimes.kz» о реабилитации несовершеннолетних детей, возвращенных в рамках операций «Жусан». Всего из зоны боевых действий было возвращено 524 казахстанца, из них — 357 несовершеннолетних, в том числе 33 ребенка-сироты.
Дети не несут ответственности за выбор родителей
Жертвами взрослых, которые решили воевать на стороне ДАИШ, стали их дети. Казахстанцы, вывозившие своих детей, не спрашивали их, хотят ли они следовать за родителями, не говоря уже о рожденных в Сирии.
«Изначально президентом (Н.Назарбаевым — прим.NT) было принято решение оказать содействие в возвращении женщин и детей (из зоны боевых действий на Ближнем Востоке — прим.NT), и только потом мужчин. Надо отметить, что не все страны готовы принять своих несовершеннолетних граждан. Есть международные прецеденты, когда не возвращают детей старше 7 лет, потому что считают, что дети, находившиеся там (в зоне боевых действий ДАИШ — прим.NT), могут представлять угрозу. Это, конечно, очень жестокое мнение по отношению к таким детям, дети не могут влиять на религиозный выбор матерей. Женщины выезжали, следуя за своими мужьями, запутавшись в своих религиозных убеждениях. Соответственно, дети-то не знают, что их родители — последователи деструктивных течений», — считает директор ОФ «Право» Ольга Рыль.
После возращения детей в рамках гуманитарной операции «Жусан», перед государством встала новая, не менее важная и очень ответственная задача – реабилитация несовершеннолетних. Образ жизни родителей не должен влиять на будущее детей.
«Если государство взяло на себя обязательства вернуть детей в Казахстан, привезти их сюда, то мы обязаны принять все меры по их реабилитации. Но и их матери тоже должны понимать: что у них есть теперь ответственность перед государством, что это им дана возможность жить под мирным небом, не голодать, не бояться, что их дети могут погибнуть. Следовательно, они обязаны жить в соответствии с законами и Конституцией своей родины. По крайней мере, по отношению к детям. Пусть эти дети рождались в определенных условиях от мужчин, отношения с которыми у них были очень короткими в силу того, что мужчины участвовали в боевых действиях и погибали. Да, нельзя было делать аборты, нельзя было каким-то образом предохраняться. Но у них все равно был выбор, они могли жить в доме вдов и не выходить замуж. Эти женщины пытались устроить свою жизнь, пытались выжить. И мы не можем их за это осуждать. Но они четко должны понимать, что ответственность за детей в Казахстане другая», — говорит эксперт.
Мирная жизнь
Первым этапом работы с несовершеннолетними стало проведение геномной экспертизы. С ее помощью определяли родство с матерью и родственные связи между детьми-сиротами. Дети, рожденные в Сирии, после прохождения судебных процессов получают гражданство Казахстана, по «праву крови» (гражданство ребенка зависит от гражданства родителей, независимо от того, на территории какого государства он родился — прим.NT)
«Женщина вернула в Казахстан 4-х детей, возраст которых — от 3 месяцев до 7 лет. Сама не может вернуться, потому что у нее — гражданство РФ. Двое из этих 4-х детей имеют отца — гражданина нашей страны, который живет в Казахстане. Женщина развелась с ним и уехала в Сирию, где родила еще двоих детей от мужчины другой национальности, который позже погиб. Инициатором возвращения детей была мать этой женщины — гражданка Казахстана. Дети рождены от одной матери, и геномная экспертиза это доказала, между ними существует сиблинговая связь (взаимоотношения братьев и сестер в семье — прим.). Но в силу обстоятельств эти дети разделены между собой и переданы сейчас в разные семьи», — приводит пример директор ОФ «Право».
Больше всего психологи и педагоги переживают за сирот. И на это есть основания: детей, рожденных от одной матери, разлучать нельзя. Но зачастую женщины-вдовы выходили несколько раз замуж и рожали от мужчин разных национальностей. Бабушки и дедушки, усыновляя или оформляя опеку над своими кровными внуками, забирают и их родных братьев и сестер.
«Согласно Кодексу «О браке и семье» запрещено разделять братьев и сестер. Это допускается только в исключительных случаях, когда ребенок подвергается насилию по признаку того, что он — неродной. И это все решается через органы опеки. Мы все понимаем, что есть родные дети, а есть дети твоей невестки. Потому что погиб сын, погибла невестка, особенно если это берут родители отца… Знаете, иногда у нас в мирной-то жизни близкие родственники отказываются от детей после гибели родителей», — пояснила Ольга Рыль.
У всех вернувшихся детей в графе «национальность» указана национальность матери, также как у детей, рожденных вне брака в Казахстане. Большинству из них изменили имена, потому как, особенно рожденных в Сирии, называли арабскими именами. При этом специалисты отмечают: все «возвращенные» дети — очень ласковые между собой. Старшие заботятся о младших как взрослые.
«Представляете, когда 7-летняя девочка вытирает младшему 2-летнему брату попу, ругает его за то, что он испачкал штаны. Или когда маленький ребенок, чуть больше года, выйдя на улицу из здания, испугался и заплакал. Мальчик 11 лет выбежал, обнял, целует, идет наверх и спрашивает: «Чей это ребеночек?» Это, конечно, показатель того, что им самим не хватает этой ласки, и они слишком рано повзрослели», — вспоминает собеседница.
Дети долго отходят от тяжелого прошлого. Многие, при наличии теплых постелей, ложились спать под кровать с одним только одеялом. Страх перед бомбардировками еще преследует их.
«Одно из первых слов, которые говорит ребенок 2-3-х лет — слово «отдай». А у нас дети говорят «дай». «Отдать» — потому что «выжить». В тех условиях, в той ситуации. Например, дети первого потока (возвращенные в ходе первой операции «Жусан» — прим.) так не говорили, у них— другой набор слов. Они не были под бомбардировками, они не были под завалами, на их глазах не погибали люди. Может быть, чувство безопасности у них было на уровень выше или возможностей у них в той ситуации было больше. Может быть, им повезло, что усиленно бомбить начали после их отъезда», — анализирует эксперт.
Долгий путь реабилитации
После видеороликов, намерено распространяемых идеологами ДАИШ с участием детей, у казахстанцев есть опасения по поводу подростков, вернувшихся из зон боевых действий. Специалисты ОФ «Право», которые работают с этими детьми, говорят: риск есть, поэтому и нужна тщательная и долгая процедура реабилитации. И в этом направлении многое сейчас делается министерством образования.
«Когда рождается ребенок, мы же не знаем, станет он убийцей или нет. Но почему-то ребенок совершает в 12-15 лет преступления уголовного характера и в мирной жизни. Опасность всегда есть. Но вот процент вероятности — это вопрос другой. Эти дети перешагнули «порог» страха. Когда были бомбежки, дети бежали к тем складам, которые охранялись курдами, чтобы набрать еды. И когда мы их спрашивали: вы не боялись, что вас убьют? Они говорят: «А что делать? Кушать надо». Дети пытались там работать. 7-летняя девочка перепродавала мороженое. И когда я спрашиваю: «А ты не боялась выходить за город, такая маленькая? Тебя могли украсть». Она посмотрела на меня взрослым взглядом и говорит: «Я не одна ходила, с девочками». Чувства страха, самосохранения тоже у них очень высокий процент», — рассказывает директор ОФ «Право».
Немаловажная роль отводится и медицинской адаптации. Помимо детских заболеваний, есть дети с осколочными ранениями, которым необходима как медицинская, так и психологическая помощь. Многие из детей вообще никогда не учились в школе и сейчас жадно поглощают знания.
«Они с удовольствием ходят на уроки. Они с удовольствием делают домашнее задание, рисуют. Наша задача — подготовить их, социализировать к 1 сентября. Они нуждаются в психологах, потому что есть страх, из-за того, что они не учились, что они отстают, что они немножко не такие, как все, и над ними будут смеяться. Дети владеют несколькими языками: арабский, английский, курдский, казахский, русский», - делится Ольга Владимировна.
Сложнее всего придется школьникам «среднего звена». Они будут заниматься с репетиторами на протяжении долгого времени.
«Ребенок должен учиться в 7 классе, а его посадят в 3 или 5-й. У него - дискомфорт. Мы занимаемся сейчас летом, для того, чтобы дать ребенку возможность «догнать» программу. Мы ввели «мамин час». Мамы должны сидеть и делать домашнее задание с детьми. Они должны понимать, что ребенка надо проконтролировать. Когда они месяц жили в реабилитационном центре в Актау, для детей до 6 лет был организован детский сад. Они рисовали, лепили. У детей была возможность выходить на море, купаться», — говорит специалист.
У мальчиков-подростков, возвращенных из Сирии, свои понятия о профессиях. К примеру, труд сварщика у них ассоциируется только с ремонтом танка.
«Говорили с ними на эту тему, что сварщик «варит» различные художественные изделия, показывали ему через интернет, что это такое. Потому что у них сформировывалось понятие, что сварщик — это танки. Ребята хорошо разбираются, что можно делать с серебром. Мы объясняли, что можно быть ювелиром», — вспоминает собеседница.
«Маленькие мамы»
Тяжелее всего приходится несовершеннолетним мамам. Девочки, которых выдавали замуж в период полового созревания, будто застряли между двух миров. Они — уже не подростки, но и полноценными матерями их назвать сложно. Это дети, лишенные детства.
«Есть 2 несовершеннолетних мамы, которые имеют детей. Но есть и девочки, которых выдавали замуж. И, слава богу, что у них нет детей. С этими девочками-мамами тоже надо решать вопрос. Каким образом они будут учиться: дистанционное обучение это будет или вечерняя школа? Необходимо сразу же подобрать вид обучения, потому что им 15-16 лет, нужно сразу же думать, что им необходимо получить специальность, чтобы они могли начать работать и обеспечивать себя и своего ребенка», — говорит директор фонда.
Все дети, прошедшие месячный курс реабилитации, вернулись в свои регионы, на свою малую родину. Там с ними будут заниматься специалисты центров социально-психологической и правовой поддержки несовершеннолетних «Шанс», созданные ОФ «Право».
Нужно работать дальше, продолжает руководитель ОФ «Право». И, в первую очередь, необходимо вносить поправки в законодательство, нужно создавать новые программы, стандарты оказания специальных социальных услуг детям, пострадавшим от деструктивных религиозных течений.
Материал подготовила Айнур Коскина