Работа врача — сложна, порой неблагодарна, но совершенно точно удивительна. Корреспондент ИА «NewTimes.kz» изнутри взглянула на жизнь национального центра нейрохирургии, поприсутствовала на операциях именитых докторов и узнала пару историй, от которых внутри все сжимается.
14-летняя Индира из Шымкента ровно половину своей жизни переживала приступы эпилепсии. А началось все с инсульта в 7 лет.
«Моя дочь начала болеть с 7-летнего возраста, в 2012 году она получила первый приступ, мы сразу вызвали скорую, она просто застыла на месте и не могла пошевелиться. Левую сторону тела как будто парализовало, нам врачи сообщили, что у дочери инсульт. Так мы попали в реанимацию. Получив определенный курс лечения, нас выписали домой, но каждые 3 месяца она получала курс лечения. Затем провели дополнительные исследования и в 2013 году нам поставили диагноз «Эпилепсия». А с недавних пор эпилептические приступы участились настолько, что в месяц бывало по 3-4 приступа, но с периодичностью до 5-6 припадков за один раз», — рассказывает мама Индиры Алтынай Бодыр.
Тогда история тяжелой болезни и привела эту семью в национальный центр нейрохирургии в Нур-Султане.
Поводы для гордости
Центр нейрохирургии появился в 2008 году. Сейчас в клинике 160 коек и отделения, каждое из которых специализируется на своем направлении. Среди прочего есть и отделение нейрореабилитации, где после хирургического вмешательства пациенты полностью восстанавливаются. Отделение платной нейрохирургии создано для развития медицинского туризма: в клинику стали все чаще приезжать пациенты из других стран — из года в год количество иностранцев увеличивается. Весной этого года в центре переоперировали казахстанца, который пытался вылечиться в Турции за 70 тыс долларов. И, по словам местных докторов, они его вылечили бесплатно и, судя по всему, эффективно — парень ушел из больницы своими ногами.
Гордятся здесь и своими техническими возможностями: здесь и компьютерный томограф на 180 срезов, и МРТ 1,5 Тесла — а в планах его аналог на 3 Тесла, и аппарат реинфузии — когда человека оперируют, происходит кровотечение, этот аппарат кровь готовит и переливает обратно пациенту. Еще одно нововведение — отдел госпитальной информации, где пациенты в безопасном режиме получают лекарства. Здесь нет процедурных кабинетов и складов. После поступления пациента в отдел фармации приходит цифровая заявка на определенное лекарство. В отделе готовят препарат и с курьером отправляют в нужное отделение, где происходит верификация. На руке пациента надет браслет с его данными, те же данные — на препарате. Медсестра сверяет, удостоверяется и делает укол.
Клиника неспроста оборудована так серьезно: здесь берут только самые сложные случаи. Например, недавно здесь лечили малыша, которому мануальный терапевт сломал шейные позвонки, после чего малыш провел более 400 дней на искусственной вентиляции легких. После операции, по словам врачей, состояние ребенка стабилизировалось, и он даже стал открывать глаза, контактировать и двигать ручками.
Умойся всяк сюда входящий
Что ж, один раз увидеть всегда было эффективнее, чем сто раз услышать. Поэтому я и напросилась напрямую в операционные — увидеть воочию, как работают местные нейрохирурги.
Быстро зайти в оперблок не получится при всем желании — нужна тщательная подготовка. Путь туда лежит через комнату, где каждый входящий должен «очиститься». Мне выдали стерильный костюм — одноразовый, чистую обувь, медицинскую шапочку, под которую нужно спрятать волосы, и маску. После переодевания нужно тщательно помыть руки с мылом и обработать антисептиком, им же обработать всю технику. И только после всех манипуляций можно заходить в операционный блок. И тут мне везет: в первой же палате, куда мы заходим, оперирует сам Серик Акшулаков — светило казахстанской нейрохирургии и председатель правления центра. Он «берет» самые сложные случаи — в основном, детей и беременных. Список его регалий впечатляет: Серик Акшулаков — доктор медицинских наук, лауреат государственной премии РК в области науки и техники, главный внештатный нейрохирург МЗ РК, президент Казахской ассоциации нейрохирургов, главный редактор журнала «Нейрохирургия и неврология Казахстана», почетный профессор НИИ нейрохирургии имени академика Н.Н. Бурденко РАМН, член Комитета по нейротравматологии Всемирной федерации нейрохирургических обществ и член Исполнительного комитета Азиатского конгресса нейрохирургов. Когда мы пришли, руководитель клиники оперировал 14-летнего мальчика, у которого обнаружили опухоль в задней черепной ямке. Но у этой операции была важная технологическая особенность — нейромониторинг.
«Что такое нейромониторинг? Одновременно убираем опухоль и следим за определенными нервами. Ставим игольчатые электроды на мышцы, где идет иннервация этих нервов. И на аппарате следим: когда нейрохирург доходит до ствола, ближе к нерву — мы уже это видим, предупреждаем, и хирург оттуда уходит. То есть наша задача в том, чтобы сохранить черепно-мозговые нервы. Чтобы после операции пациент задышал, мог глотать, говорить, двигаться, чтобы не было асимметрии в лице — проводится этот нейромониторинг. Мы проводим эту операцию с 2012 года примерно, а до применения нейромониторинга пациенты гораздо чаще выходили с нарушениями», — объяснила нам врач, участвующая в операции.
Атмосфера в операционных особенная. Напряжение в воздухе не витает, но все максимально сосредоточены: любая ошибка может стоить жизни и здоровья. Немного страшно перемещаться по комнате — не дай бог задеть какой-нибудь важный аппарат или перевернуть металлический лоток с инструментами. Доктора спокойны и лаконичны, тишину нарушают лишь писк приборов и редкие реплики врачей. Пару раз Серик Куандыкович повышает голос на ассистента, когда тот с первого раза не понимает задачу, но на это никто не обращает внимания — рабочий процесс. Да и спорить с шефом, как его называют врачи в коридорах, особо никто не рвется. Кажется, более молодые доктора наоборот внимательно следят за его работой и перенимают опыт.
Перемещаюсь в следующую палату, там пожилой женщине удаляют крупную опухоль. Нейрохирург Муратбек Тлеубергенов объясняет, что такие операции встречаются часто — 3-4 раза в неделю.
«Люди мучаются длительными головными болями, не обследуются, а многие еще живут на периферии, там нет хорошей техники, а потом выясняется. Эта женщина тоже долго принимала анальгетики, а потом попала к хорошему врачу, так выявили. И потом к нам отправили», — рассказывает нам врач.
По его словам, такие операции длятся 3-4 часа. Опухоли для Муратбека Абдигалиевича — основное направление работы. Он работает в отделении патологии ЦНС и в 2017 году проходил стажировку в «Международном институте нейронаук» Германии, которая тоже была «посвящена» удалению некоторых опухолей. Тем временем операция здесь завершается — врачи делают финальные «штрихи», и я иду дальше.
Оперблок здесь действительно оборудован по последнему слову техники. Заместитель медицинского директора центра нейрохирургии Ержан Адильбеков рассказал, чем могут похвастаться операционные.
«Операционные развиты по последнему слову. Миллиметр к миллиметру доходим до нужной области, где находится опухоль, не повреждая при этом здоровые ткани. Есть ультразвуковые аспираторы — отсосы, которые удаляют опухоль, не повреждая здоровую ткань. Последнего поколения микроскоп с функцией флюоресценции у нас есть: пациенту вводится специальный препарат, который верифицируется по краям опухоли, и мы ее радикально удаляем. Внизу у нас рентген-операционная. Там стоит Biplane ангиограф, который проецирует сосуды головного мозга в 2 проекциях. 5 отделений клинических, и у каждого есть своя операционная. У нас очень мощная реанимация на 24 койки. Но каждый месяц функционирует 12 коек, остальные отдыхают. Через месяц перемещаем пациентов в другую половину, а в оставшейся части все замываем антисептиком и обрабатываем. Плюс в отделении есть палаты с отрицательным давлением. В этой палате стоит бак-фильтр, который затягивает воздух: когда дверь открывается, воздух не выходит, а засасывается. Туда кладут пациентов с инфекцией», — перечислил некоторые технические особенности Ержан Боранбаевич.
«Мама после операции отправляла нам фотографии, как ее доча сидела и шаги делала»
Маленькую Каусар из Кызылординской области прооперировали в 2018 году. Впервые девочке стало плохо, когда ей было 3 года и 8 месяцев. У нее сильно тряслись руки и ноги, глаза закатились, она прикусила язык: это был первый эпилептический приступ.
«Мы сильно перепугались и повезли ее в больницу. Нам поставили диагноз – «эпилепсия». Назначили противосудорожные препараты, но с каждым разом приступы увеличивались до 4-5 раз. Спустя определенное время прописанные противосудорожные препараты перестали помогать. Мы поехали на лечение в Алматы и после обследования нам сообщили, что лечение хирургическим путем можем получить только в Астане — в национальном центре нейрохирургии. В апреле 2018 года мою дочь прооперировали в центре. Операция была очень сложной, длилась она 5 часов, проводил операцию профессор Акшулаков. К счастью, все прошло успешно. Уже прошел год и 3 месяца, как Каусар провели операцию, моя дочь живет полноценной жизнью. За это время у нас не было ни одного приступа — это большое счастье для меня. В этом году Каусар пошла в первый класс, мы очень счастливы, что все хорошо, что ребенок здоров и не отстает от своих сверстников», — поделилась личной историей мама девочки Алтынай.
Помнит историю маленькой Каусар и врач-эпилептолог Гаухар Ибатова.
«У Каусар долго были судороги. Они увидели наш центр по телевизору и приехали. Начали ее обследовать, вышел очаг в височной области, и ее прооперировал Серик Акшулаков. С тех пор у девочки припадков нет, а до этого у нее были судороги каждый день», — вспоминает доктор.
Гаухар Султанхановна — невролог, эпилептолог и нейрофизиолог, кандидат медицинских наук. В нейрофизиологии врач совершенствовалась в Германии, Южной Корее и Турции: Гаухар Ибатова владеет методом ЭЭГ и интраоперационным нейромониторингом — тем самым, о котором мы рассказывали выше. Но все же ее основная специализация — эпилептология. Она проходила обучение этому сложному направлению медицины в Санкт-Петербурге и Париже.
«Эпилепсия — это клиническое заболевание головного мозга, с которым доктора борются столетиями. В свое время и Гиппократ с этим боролся. С 2011 года в Казахстане внедрили хирургическое лечение эпилепсии. На сегодня прооперировано более 200 пациентов. Но хирургическое лечение подходит не под все виды эпилепсии. Из 100 пациентов мы можем оперировать только 15-20 человек. Для хирургии имеется определенное окно. Когда пациент страдает эпилепсией, у него имеются структурные изменения в одном полушарии, естественно, если лекарство плохо помогает, очаг распространяется на другие отделы мозга, и там формируются новые очаги. В таких случаях хирургия ожидаемых эффектов не даст. Может, улучшит качество жизни, урежет количество припадков, но не избавит от них. У нас есть предхирургическая диагностика, куда входит специальный алгоритм, с помощью которого выявляется очаг. При выявлении очага мы уже решаем, берем ли на хирургическое лечение. Если упустить хирургическое окно, когда можно было помочь пациенту, естественно, у этого пациента начинаются личностные изменения — психозы, умственная отсталость у детей зачастую бывает», — рассказывает Гаухар Султанхановна простым языком о сложной болезни.
Истории, подобные той, что произошла с Каусар из Кызылординской области, — не редкость для этой больницы. От эпилепсии страдают даже самые маленькие пациенты. Гаухар Султанхановна, беседуя со мной практически на бегу в раздевалке перед операционным блоком, вспомнила невероятно трогательную и вдохновляющую историю.
«Была девочка, у которой на 5 сутки после рождения начались судороги. Каждый день происходили, до 50 раз за сутки. Она маленькая совсем к нам поступила. Не сидела, не ходила, лежала только. Принимала 3 препарата. Там сложность была в том, что очаг находился в моторной зоне. Перед операцией Серик Куандыкович предупредил ее маму обо всех возможных осложнениях. Но уже при поступлении у девочки одна сторона тела была парализована, и мама хотела лишь, чтобы прошли судороги. И вот ее прооперировали, и судороги прекратились! И что интересно, у нее восстановилась двигательная активность! Мама после операции отправляла нам фотографии, как ее доча сидела, шаги делала, а сейчас девочка уже на своих ногах приходит, принесла мне недавно букет цветов!» — с доброй улыбкой рассказала доктор.
Но несмотря на такой впечатляющий эффект от этих медицинских манипуляций, в Казахстане плохо осведомлены об этом направлении медицины. Даже сами доктора.
«Когда я выезжаю на конференции и выступаю с докладами, сами врачи удивляются и спрашивают: «А что, у нас эти операции проводятся?». Поэтому нужно распространять информацию. Ведь у нас многие просятся за границу, просят помощи в сборе денег. Да, едут, лечатся, но потом же их вести надо! А у нас было несколько случаев уже, когда пациенты оперировались за рубежом, а потом приходили к нам и просились на лечение. Двоих мы даже переоперировали, Серик Куандыкович лично. Сарафанное радио сейчас работает, в основном родители прооперированных детей дальше передают. И из регионов сейчас много приезжают, но все запущенные случаи», — подытожила врач.
Оперируют здесь в основном детей. Именно в детском возрасте высока вероятность успешного хирургического вмешательства и как результат — полное избавление от припадков. В самом начале я упомянула еще одну историю совсем юной казахстанки — 14-летней Индиры, страдавшей от эпилепсии, которая волей судьбы оказалась в центре нейрохирургии.
«На днях мою дочь в этом центре прооперировали, состояние дочери улучшилось! Верю, что теперь все будет хорошо», — призналась напоследок ее мама.