3 октября 2017 года в Алматинской области всего через 12 минут после взлета с радаров исчез самолет санавиации Ан-28 авиакомпании East Wing. Погибло пять человек. Судебный процесс по этому делу начался лишь осенью 2020 года. Причем 2,5 года останки самолета просто лежали на месте крушения. Следствие как будто не велось, экспертизы не проводились, пишет корреспондент ИА «NewTimes.kz» Татьяна Мозговых.
В суде прокурор сообщил, что компания нарушала технические регламенты, а в крушении виноват то ли второй пилот, то ли вовремя не замененные датчики топлива.
На скамье подсудимых — директор компании Виталий Масалитин. Он утверждает, что самолет был исправен, пилоты квалифицированы, а виной всему автоматная/пулеметная очередь, выпущенная в небо с военного полигона во время учений.
Немного предыстории
Пожалуй, самым резонансным днем заседаний стал момент, когда сторона защиты приглашала в суд эксперта Исаева. Он провел независимую экспертизу останков самолета (по материалам уголовного дела) и пришел к выводу, что самолет действительно сбили. Свои аргументы в пользу шальной очереди он излагал на протяжении всего заседания.
Через какое-то время в суде появился эксперт института судебной экспертизы Владлен Миненков. Он следов внешнего воздействия на самолет (то есть повреждений от пули или снаряда) не нашел.
По правилам судопроизводства первым свидетеля/эксперта допрашивает тот, кто его пригласил. А потому обстоятельства проведения экспертизы сначала выяснял транспортный прокурор Даулетов.
— Что было объектом исследования и выезжали ли вы на место? — начал прокурор
— Объекты — это останки воздушного судна Ан-28. Исследовались все обломки и останки воздушного судна, которые были представлены и вывезены с места происшествия на место, где мы их непосредственно исследовали. Осмотр проводился на протяжении пяти дней. Рассматривали все обломки. Этим занимались мы, два эксперта. Еще были два специалиста, которые помогали нам с названиями объектов, их в описании. Объектов было очень много после крушения. Для их названия необходимы были специальные названия, и специалисты помогали распознавать и называть их. А мы в общем и в частности смотрели, имеются ли на этих объектах и их фрагментах следы огнестрельных повреждений, но не нашли...
— Согласно пункту 2 заключения, тщательно изучены повреждения на частях и фрагментах Ан-28. Выделено сквозное повреждение №1 округлой формы размером 10х5 мм на обшивке передней части кабины экипажа, ближе к фонарю. Что это за повреждения, отчего они образовались? — прервал эксперта Даулетов.
— Сказать абсолютно точно практически невозможно. Но… в вероятной форме можно сказать, что эти повреждения образовались от разлета множественных осколков в результате взрыва самолета. Причем повреждений было гораздо больше, из них мы выделили наиболее вероятные, которые могли быть образованы какими-то пулями либо снарядами. Потом было произведено дополнительное исследование этих повреждений, в результате чего установлено, что эти четыре повреждения огнестрельными не являются, — ответил эксперт.
— То есть на них нет следов огнестрельного оружия?
— Нет. Там повреждения сами есть, но на их краях должны быть отложения. Если повреждение образовано оболочечной пулей, на них должно быть отложение меди. Если это повреждение образовано безоболочечной пулей, то есть свинцовой, должно быть отложение свинца по краям, которое выявляется в процессе контактограмма в виде округлого контура. В процессе исследования на этих четырех повреждениях следы контуров меди либо свинца не выявились.
— Нам на прошедших судебных заседаниях стороной защиты были представлены кислородные баллоны. В каком состоянии находились эти баллоны согласно вашему заключению?
— Мы исследовали четыре баллона, два из них повреждены — у них не было верхних частиц. Они разорваны, в районе клапана нет частей этих баллонов. Также имеются механические повреждения в виде отсутствия целостности баллонов. Имеются повреждения от повреждений. Размер баллона — 1200 мм и диаметр — около 580 мм. (…) Согласно нашим исследованиям, повреждений от снаряда или пули нет.
Прокурора удовлетворили ответы, и он закончил допрос. Зато приступили к нему адвокаты потерпевшей стороны (родственники погибших). К слову, не все родственники занимают позицию обвинения. Некоторые из них придерживаются версии авиакомпании.
Адвокаты долго спрашивали про убойную силу патрона, выпущенного из АК-47, и дальность полета, но эксперт ничего конкретного сказать не смог, высказав несколько предположений. Более конкретные вопросы задавал адвокат Аушев. Он интересовался, может ли взорваться кислородный баллон, если в него попадет пуля. Эксперт Миненков ответил, что теоретически это возможно, если бы пуля насквозь пробила баллон, но добавил, что вопрос этот нужно переадресовать взрывотехникам.
— Вероятно, возможно. Но это неточно. Вопрос не ко мне. Ответ будет зависеть от многих факторов. Один из них — толщина баллона, металла баллона.
— Самолет летит на высоте 2 км. Пуля, выпущенная вертикально вверх, пробьет его?
— Не могу сказать, такие исследования я не проводил. До 2 км она, скорее всего, дойдет, т. к. дальность — 3 с лишним км, но если вертикально вверх выстрелить — сложно сказать. При прохождении определенного участка на какой-то высоте пуля теряет свою убойную силу, но на какой? Насколько я знаю, в литературе такие ситуации не описаны.
Адвокаты обвинения зачитали Миненкову часть экспертизы Исаева:
«Разрушение баллона кислородного оборудования кабины произошло в результате внешнего ударного скользящего воздействия постороннего предмета и последующего взрыва кислорода. Повреждение на левом цилиндре образовано в результате воздействия постороннего предмета в направлении снизу вверх, слева направо, под острым углом около 60 градусов по длине фюзеляжа самолета (…)
На поверхности фрагмента фюзеляжа, расположенного слева за кабиной, имеются два сквозных повреждения круглой формы диаметром 1 см, образованных в результате ударного действия с наружной стороны фюзеляжа предметом, имеющим цилиндрическую либо круглую форму в направлении снизу вверх, слева направо, под острым углом около 60 градусов. Воздействие посторонних предметов имело место до крушения воздушного судна Ан-28 (…)
Разрушение баллонов кислородного оборудования в кабине, которое произошло в результате внешнеударного скользящего воздействия постороннего предмета и последующего взрыва, является причиной крушения».
— Вы исследовали все четыре баллона. Имелись ли внешнеударные воздействия на них? — поинтересовалась адвокат Жакпарова.
— При исследовании мы этого не обнаружили. Но нужно иметь в виду, что эти баллоны при взрыве непредсказуемо падали. И что здесь можно вообще считать за повреждения? И как можно его вообще относить к огнестрельному повреждению? Для этого нужно учесть целую кучу факторов: под каким углом производился выстрел, где находились баллоны в момент образования повреждений, если он их и обнаружил, какова форма повреждений, насколько они глубоки, под каким углом они расположены к длине баллона либо его ширине, насколько они глубоки и так далее и тому подобное. Я считаю эти выводы очень сомнительными, — ответил эксперт Миненков.
Допрос стороны защиты
К допросу приступил адвокат Масалитина Сергей Державец. По взглядам и выражениям лиц противоборствующей стороны было видно, как он всех раздражает.
Перед началом допроса он напомнил, что эксперт Миненков и его коллега в течение месяца рассмотрели 127 фрагментов самолета. Из них пять дней они исследовали только четыре отверстия, которые, по мнению экспертов, наиболее подходили под огнестрельные. А также поблагодарил Миненкова за проделанную работу.
После реверанса Державец стал выяснять, почему все четыре источника, указанные в начале исследовательской части заключения, относятся к справочной литературе и касаются оружия. И по какой причине источники методического характера по исследованию следов и обстоятельств выстрела в заключении не приведены.
Читайте также: Крушение Ан-28 под Алматы: Отец погибшего пилота заявил, что самолет могли обстрелять
Миненков пояснил, что огнестрельное оружие и повреждения, которые оно образует, связаны и описаны в указанных источниках. Но Державец с ним не согласился.
— Я с материалами ознакомился, и там все касается только оружия, его исправности, что оно из себя представляет. Но о следах выстрелов в этой литературе я ничего не нашел.
Далее эксперт не смог рассказать адвокату, на каких интернет-ресурсах он брал информацию для проведения исследования. Хотя факт обращения в интернет за информацией в экспертизе он отобразил.
«В процессе исследования мы применяли только ручные приборы, в частности, лупу с увеличением в пределах 2,5 раза. Но потом, когда мы изучали повреждения, похожие на огнестрельные, использовались микроскопы с большей разрешающей способностью и увеличением. Хотя большое увеличение здесь не практикуется. Тут главное — состояние краев повреждения. Они должны были быть загнуты внутрь образования повреждения. Повреждения должны быть, если выстрел не под углом, округлой формы… хотя, судя по приведенным четырем повреждениям, они такими признаками не обладают. Не обладают конкретной округлой формой, загнутостью краев вовнутрь и вообще выраженностью. Некоторые скошены. Это допустимо при выстреле под определенным углом. Мало изучено, что происходит с повреждениями при таком высокотемпературном воздействии, которому подверглись детали самолета и те детали, которые мы изучали», — ответил он.
«Микроскопический метод подразумевает использование устройств с увеличением больше, чем в 2,5 раза, — заметил адвокат. — В связи с этим не считаете ли вы целесообразным провести дополнительное исследование отобранных вами объектов для поиска следов и обстоятельств выстрела? Поскольку для исследования краев и канала повреждения именно микроскопическое исследование считается наиболее оптимальным».
«Не считаю, что оно будет наиболее оптимальным. Повреждения, которые мы исследовали, достаточно большие, в диаметре что-то около 10 мм, 1 см. Мы исследовали на месте происшествия, но без микроскопа. Изучили четыре повреждения уже после, когда привезли к себе и поместили под микроскоп», — ответил эксперт.
«В вашем заключении про микроскоп ничего нет. Только метод так описан. Но что вы его применяли при исследовании...» — закончил Державец.
Адвокат авиакомпании Эльмира Зарапова в свою очередь стала указывать на противоречия в экспертизе. Так, например, на одной из страниц написано: «...на фрагменте обшивки кабины имеется повреждение округлой формы диаметром около 10 мм». При этом признаки механизма его образования не указаны (является оно поверхностным или сквозным), но по тексту идет ссылка на фото №9 с надписью: «Общий вид сквозного отверстия на фрагменте верхней части обшивки кабины экипажа». В связи с этим ее интересовало, является ли повреждение сквозным или нет.
«Понимаете, оно сквозное. Это по поводу верхней части обшивки, а установить, было ли оно сквозным вообще по всей верхней части обшивки — вопрос спорный. Там части кабины, где-то чего-то не хватало, но в верхней части оно сквозное!» — ответил Миненков.
«А если на этом фото повреждение сквозное, достаточно ли описания его формы и размера для определения, является ли повреждение огнестрельным или нет? Потому что в перечне признаков, которые характерны для огнестрельных повреждений, которые вы перечислили, почему-то в заключении нет, даже для исключения. Признаков, краев, входного и выходного отверстия нет. А почему вы не указали признаки, вы их исследовали? Если исследовали, то где в заключении это отражено?» — спросила Эльмира Зарапова.
«Все повреждения исследовались. Но представляете, сколько их там было? Не 10, не 20, а сотни повреждений», — ответил эксперт.
— Вы отобрали четыре, — продолжала давить адвокат.
— Наиболее вероятные, которые образуются при воздействии пули или снаряда. Если бы мы исследовали все повреждения, это затянулось бы и на год, и на два, и на три.
Миненков также сообщил, что среди повреждений самолета сквозных были десятки и сотни. Все их исследовали по различным признакам, и большинство были признаны как неогнестрельные.
Немного позже адвокат поинтересовалась, учитывалось ли экспертом при поиске следов меди и свинца на пояске обтирания (место в объекте, через которое прошла пуля), что крыло и другие фрагменты сначала подверглись пожару при высокой температуре, потом воздействию химических реагентов (средств тушения пожара) и нахождению под дождем, солнцем и снегом в течение 2,5 лет.
«Эти факторы нами учтены, и на поверхности, которая удалена от краев огнестрельных повреждений, выступали при проведенном металлографическом исследовании (окрашивании), были практически на всей поверхности. Ну как, участками. Но на самих краях повреждений, которые были самими похожими на огнестрельные, не выявлены ни свинец, ни медь», — ответил эксперт.
— То есть вы хотите сказать, что ни температура высокая, ни химические реагенты и погодные условия не могут повлиять на следы пояска и эти следы остаются при любом раскладе? — уточнила защитник.
— Категорически утверждать это не сможет никто. Но наиболее вероятно, что это так. Что конкретно происходит при пожаре и после тушения его реагентами, не знает никто. Но если бы эти следы были бы где-то, они хоть на каком-то участке обнаружились бы. Они не могли быть уничтожены пожаром и реагентами на всех исследуемых поверхностях, — ответил Миненков.
Тут в допрос включился Державец. Он поинтересовался, знакомо ли эксперту методическое пособие «Влияние внешних факторов, метеоусловий на отложение объектов огнестрела», которое было написано в 1984 году. На это замечание остальные участники процесса отреагировали негативно: обвиняли адвоката в проведении ликбеза и высказались, что методичку того года, скорее, можно считать устаревшей, чем достоверной. Завязалась перепалка.
— Ну, конечно, утверждать я не могу, и мне с таким сталкиваться не приходилось. И еще, если бы там были следы меди или свинца, они хоть где-то отобразились бы. И если бы это произошло, то результаты были бы совсем другие, — пояснил эксперт.
— А в этой методичке (сделал снова отсылку) указано, что температура серьезнейшим образом влияет на поясок обтирания — он сгорает. Также влияет влажность. Но, как я понимаю, вы не знакомы с этим пособием, которое именно этому и посвящено, — отметил Державец.
— Может быть, я его даже и читал, — заметил эксперт. — Мне сложно сказать, но подобные методички мной и экспертами нашего отдела изучались — как влияют влажность и дальность. С наличием влажности и так далее следы теряют какие-то особенности, выраженность. Но насколько и как они теряют выраженность и внешний вид, ни одна методическая литература не даст 100%-ного ответа, — пояснил эксперт.
Далее адвокат стал объяснять при помощи губок для мытья посуды, каждая из которых была одной из сторон корпуса самолета.
— У нас есть одна часть и вторая часть, а между ними пространство для топлива. То есть это не цельный металл. А значит, если это сквозное повреждение, эксперт должен был описать сначала входное, а потом выходное и снова входное и выходное отверстия. А вот это канал. Некий предмет сюда вошел. Скажите, когда вы методом цветных отпечатков исследовали одно отверстие? Там есть только одно отверстие, а не четыре, и нет канала. Объясните, почему вы тогда не исследовали все отверстия и канал?
— Вопрос понятен. Но вы представляете, если бы у меня было только одно это повреждение, я бы затратил на его исследование как раз эти пять дней, которые я исследовал все повреждения. Могу сказать, какой срок у нас был для производства экспертизы — 30 дней. И за это время исследовать сотни тысяч повреждений практически невозможно.
Позже все время молчавший Виталий Масалитин сам стал задавать вопросы. И, как оказалось, очень интересные.
«Вы в экспертизе указываете размеры кислородного баллона: длинна 1200, диаметр 580 мм, — сказал он и попросил показать руками этот размер. Нет на самолете таких баллонов. Может, речь идет о каком-то другом предмете, который вы исследуете?»
Директор авиакомпании даже привел сравнение: баллон с размерами, указанными в экспертизе, больше обычного красного газового баллона, которым пользуются в частных домах и на дачах.
— Баллоны таких размеров не могут находиться в самолете. Явно о чем-то другом речь идет. Что вы скажете? — обратился он к эксперту. Тот затруднился с ответом.
Далее допрос стала вести адвокат авиакомпании. Она напомнила эксперту, что на вопрос следователя: «Можете ли вы определить размер конструкции препятствия столкновения, с которым могли оставить вышеуказанные повреждения?» он пояснил, что определить конкретные элементы, которыми оставлены повреждения на самолете, не представляется возможным. А причиной назвал тот факт, что «в процессе взрыва все детали приобрели другие формы и размеры и в процессе хранения также могли измениться».
— Как в таком случае вы можете утверждать, что поясок обтирания должен сохраниться? — спросила она.
— Дело в том, что все части самолета из очень тонкого метала, в то время как пуля более прочнее, чем материал обшивки самолета, который состоит из жестяных и других элементов, — ответил он, и судья отпустил эксперта, которого мучали участники процесса практически два часа.
Напомним, самолет санавиации Ан-28 3 октября 2017 года в 18.35 вылетел по маршруту Алматы — Шымкент. В 18.47 исчез из радаров. На борту самолета находилось пять человек. Бригада санитарной авиации в составе двух врачей летела из Алматы в Шымкент для оказания медицинской помощи роженице в тяжелом состоянии.
Позднее воздушное судно обнаружили горящим в 28 километрах от Алматы. На место ЧП прибыли спасатели.
Как сообщили в комитете по чрезвычайным ситуациям, все находившиеся на борту люди погибли.
10 июля 2020 сообщалось, что отец погибшего летчика возмущен результатами расследования.