Истории про насилие — величина постоянная в казахстанском инфополе, увы. Но что происходит с людьми, пережившими насилие уже после того, как их истории отгремели в СМИ? Это мы обсуждаем гораздо реже. Корреспондент ИА «NewTimes.kz» записала историю Динары, которая пережила изнасилование пять лет назад. И, к счастью, оставила мысли о суициде позади.
«Истории про насилие могут отличаться декорациями — на вечеринке, в такси, на «вписке», в тюрьме, дома, но по факту это всегда одна и та же история. Один человек, чаще мужчина, обнаружил у себя безграничную власть и решил сломать жизнь другого человека, чаще женщины. Не столь важно, что делала жертва — была пьяна, спала, танцевала полуголая или сидела в хиджабе дома. Факт остается фактом: кто-то, самолично наделивший себя такими полномочиями, решил отнять все у женщины. Виноват исключительно он, и выбор этот сделал только он, а значит, и ответственность лежит только на нем.
К этому осознанию я шла долго после того дня. Мне было 24, когда это случилось. А выбор свой тогда сделал мой коллега — 35-летний холостяк. В нашем коллективе было трое мужчин и 12 женщин. Но только мы с ним были свободные, остальные либо в браке, либо в отношениях. Однако я пришла туда стажироваться и набираться опыта, а ему вообще было плевать, он был погружен в работу.
Однажды я пришла в белом платье на работу, а он в костюме, и кто-то бросил в воздух, что мы после рабочего дня тайно сбежим в загс. Так и родились безобидные шутки, и стало в порядке вещей подшучивать над тем, что мы были бы красивой парой, и все в таком духе. Но, видимо, это подействовало на него, и он стал засматриваться на меня. Мне вообще было плевать, я мечтала подкопить денег и поступить на магистратуру в Европу.
Однажды он пригласил меня на свидание, а я подумала, что он шутит, и рассмеялась. Он тут же изменился в лице, взгляд стал такой холодный. Я поняла, что он всерьез, извинилась, объяснила, что приняла это за прикол. Но он, видимо, уже успел психнуть и затаить обиду, хотя виду не подал. А через четыре месяца руководство организовало тимбилдинг — выездное обучение на природе, после которого все отдыхают. Бизнес-тренинг, обучение коммуникациям, шашлыки, бадминтон, озеро — конечно, я согласилась.
Вечером после насыщенного обучения мы все пошли купаться и сели ужинать. Естественно, там было и спиртное. Пить я не любитель, но выпила пива, чтобы расслабился мозг от обилия информации. Начались танцы, я убежала танцевать с коллегами, а позже снова вернулась за стол. До этого я выпила один стакан пива, пока танцевала — протрезвела.
Решила выпить еще один стакан и пойти спать. Выпила — и мне тут же стало нехорошо. Слабость, закружилась голова, все поплыло перед глазами. Видимо, он что-то подсыпал в мое пиво. В полусне я услышала, как девочки стали суетиться возле меня, а потом он сказал, мол, не переживайте, я ее отнесу в комнату, наверное, просто разморило от танцев, пива и еды. Никто ничего не заподозрил, конечно же.
Мне же становилось все хуже, но я боролась со сном. А всю эту ночь я помню кадрами, как в старом кино. Я лежу на кровати. Он раздевается, пытается разорвать какой-то маленький квадратный пакетик, пыхтит, а потом кидает что-то в темный угол комнаты. Он ложится сверху, задирает мою юбку. А потом все, я отключилась. Утром все болело так, будто я в спортзале занималась 10 часов кряду. Сначала пыталась вбить себе в голову, что мне все приснилось. А потом увидела в углу комнаты упаковку от презерватива, и все, у меня началась истерика.
В обед ко мне зашла коллега — взрослая женщина. Она все поняла и уговорила меня не поднимать шум. Сказала, что мне никто не поверит, потому что мы до этого якобы флиртовали, все нас сватали, вечером я с ним танцевала, как и с остальными коллегами, но какая уже разница. А я была так уязвима, что всему поверила. Решила, что я сильная и со всем справлюсь сама.
Оказалось, что сил недостаточно, чтобы прийти в себя после изнасилования. Твое текущее психическое состояние в момент изнасилования, возможно, влияет лишь на то, сможешь ли дальше жить или покончишь с собой. Но жизнь ли это, если ты выберешь первый вариант? В общем, я сразу после приезда уволилась, хотя начальство уговаривало меня остаться.
Села дома и поняла, что больше не хочу выходить на улицу. Так я провела месяц, а потом приехала подруга. Она приехала ко мне и впала в шок, когда увидела, что дома воняет, в моих волосах жвачка, руки в порезах, простыня прожжена сигаретой и я потеряла 8 килограммов. Она стала допытывать, но я упорно молчала. Она три дня наводила порядок: выбросила постельное белье, все поменяла, проветрила, перемыла.
А потом повела меня в ванную, раздела и усадила в воду. Сначала отстригла волосы, которые уже невозможно было расчесать, а потом прикоснулась к моему плечу. И меня будто током пронзило. Я стала рыдать и кричать: «Пожалуйста, не трогайте». И она все моментально поняла. Принесла мне успокоительное, чай, с горем пополам все же помогла мне помыться. А потом я ей все рассказала.
Что дальше? Она повела меня к психологу и уговорила все рассказать маме. Это единственное, в чем подруга дала плохой совет. Потому что мать сказала мне: «Ты забыла, как мы смотрели все эти передачи? Не надо было шляться с кем попало, не произошло бы беды. Только ты ответственна за это». Это был последний наш разговор. Кстати, на прощание она запретила мне общаться с племянницей — «подашь плохой пример».
Самое страшное случилось, когда я узнала, что беременна. Пошла к гинекологу по настоянию подруги, та сначала диагностировала мне мелкую венерическую болячку, а потом и беременность. Второе для меня оказалось хуже. Я так хотела покончить с собой, но подруга меня остановила, убедив, что лучше сделать аборт или родить и отказаться от ребенка, чем убивать и себя, и его.
В итоге решила, что рожу, но ребенка отдам: мысль об аборте корежила, потому что не хотела, чтобы ко мне так долго там прикасались. А примерно через месяца полтора узнала, что беременность замершая. Боже, я так радовалась, что уже и забыла, как смеяться. Кажется, врачи тогда подумали, что у меня просто истерика. А я реально просто радовалась, что хоть одна проблема решилась сама собой.
Подруге нужно было опять уехать, она дала мне деньги на лечение у психиатра. Он диагностировал у меня ПТСР — посттравматическое расстройство личности. Подруга в шутку называет меня «мой афганец», потому что это расстройство присуще тем, кто прошел войну. А изнасилование тоже своего рода война.
Мне кажется, ПТСР отлично описывает тот факт, что я на ваш вопрос о жизни после насилия все равно рассказала про него. Потому что нет жизни после, есть только до. До была жизнь, а потом все время насилие. Ваш половой акт уже завершен, но не у тебя внутри. Это для насильника все кончается, а жертва живет с этим всегда. Кажется, что уже никогда не вернешь себе контроль и не станешь прежней.
Кстати, ощущение потери контроля над жизнью стало для меня самым страшным испытанием. Мы с терапевтом решили, что я должна наладить дисциплину ради контроля. Это было сложно, потому что у меня была тяжелая депрессия и больше всего я хотела лежать и не двигаться. Но предвкушение возвращения контроля все-таки помогло заставить себя что-то наладить. Я вышла на работу, стала рано вставать, чтобы сделать зарядку и позавтракать, бегала перед работой и вечером, готовила еду, смотрела телевизор. Разговаривала только с психиатром и подругой.
Мужчинам вообще перестала в глаза заглядывать, если видела, что в магазине продавец — мужчина, искала другой магазин. На такси не ездила, старалась ходить пешком. Когда мне надо было поехать далеко, я звонила в службу такси и просила дать мне женщину-таксистку. Но четкий распорядок дня все же помог немного справиться с горем.
Я просто довела все до такого автоматизма, что могла вести курсы по планированию. На работе, кстати, это тоже сослужило мне на руку, меня даже повысили благодаря такой организованности. Все думали, что я просто педантична и немного с прибабахом. Никто не знал, что творится у меня внутри. Да, и я пила транквилизаторы, а они немного тормозили мое эмоциональное состояние и я была спокойна как удав.
Через четыре года мы с подругой праздновали мой день рождения дома. Она осторожно спросила, что теперь, что я чувствую. Я оглянулась и поняла, что у меня ПТСР, социофобия, навязчивые импульсивные действия, мегаконтроль жизни и ремиссия депрессии. Когда изредка я все же начинала думать о том дне, резала ноги, но уже реже. Во сне я порой видела его, бегущим за мной в темноте. Но я прошла кучу часов психотерапии, вышла на работу, благодаря строгому образу жизни привела свою физическую форму в идеальное состояние, справилась с суицидальными мыслями, наконец отошла от медикаментозной терапии. Было чем похвастаться. Но ощущение, что я в безопасности, так и не вернула.
Подруга выслушала меня и сказала, что у нее новость — тот, кто изнасиловал меня, убит в какой-то драке или на него напали — подробности я не слушала. Единственная мысль была, что он мертв. Не желала ему смерти никогда в голове, но тогда обрадовалась, узнав эту новость. Я подумала: «Как же хорошо, что этот урод умер и больше никому не причинит вреда».
Я до сих пор живу одна, подруга вышла замуж и уговорила мужа купить квартиру в соседнем доме, за что я бесконечно благодарна. Я по-прежнему не хочу отношений, к счастью, никогда не смогу иметь ребенка, пока хочу просто работать и восстанавливаться, насколько это возможно. До сих пор не хожу одна поздно вечером и ночью, а все развлечения у меня дома. Но я хожу на курсы самообороны и бокс, и это помогает снова почувствовать силу. И она помогает осознать, что ты не застрахован от беды, но все, что случается с тобой против твоей воли, не твоя вина. И нужно просто принять это и пережить. Главное, чтобы получилось пережить».
