Новая реальность учит нас быть толерантными и политкорректными, но буллинга меньше не становится, в том числе детского. И в этом вопросе мы привыкли обсуждать лишь тех, кто становится жертвой травли, а агрессоров — лишь критиковать и наказывать. Корреспондент ИА «NewTimes.kz» обратилась к магистру психологии, руководителю проекта профилактики деструктивного и суицидального поведения подростков TEENS Светлане Богатыревой с просьбой объяснить, в чем суть буллинга и как помочь своему ребенку, если именно он оказался источником травли в школе.
«Чтобы говорить об агрессорах, нужно понимать суть явления «буллинг». Его часто путают с насилием или конфликтом. Да, это, может, имеет отношение к буллингу, но смысл состоит в том, что буллинг — это борьба статусов, условно мы ее так называем. В травле одна сторона пытается доказать другой, кто в доме главный, кто круче. Это все про власть и установление иерархии.
Если в конфликте важен предмет конфликта, то в буллинге нет предмета, и поэтому стратегии медиации плохо срабатывают в этом случае. Нет конфликта, а есть желание унизить и доказать, что я здесь важнее и круче. Именно это и движет детьми-агрессорами, они таким образом пытаются самоутвердиться. Иногда это бывают дети, у которых жесткие родители, и на сверстниках они доказывают, что чего-то стоят.
Иногда буллер — это не один человек, а сразу целый коллектив, и, как правило, это коллективное явление, потому что агрессору нужны зрители. Ему нужно самоутвердиться, и поэтому нужна группа поддержки, свита, команда, которая будет это свидетельствовать.
Важным моментом также является понимание, что нельзя проблему буллинга оставлять в плоскости жертва — агрессор. То есть нельзя работать только с ребенком, который травит, или с тем, которого травят. Явление несколько шире, и оно поддерживается коллективом. Когда говорят «травля», никогда не имеют в виду одиноких участников, всегда присутствует некий коллектив, в контексте которого травля происходит. И она возможна, потому что коллектив ее поддерживает.
Если в коллективе есть люди, которые начинают говорить о неприемлемости травли, она прекращается. А в обществах, где все молчат, либо поддерживают, травля процветает. Нельзя сводить вопрос к работе только с агрессором. Проблема шире, и стоит вопрос о том, чтобы развивать в обществе культуру ненасилия и учить детей выражать неодобрение такому поведению.
Что касается работы с агрессором. Когда поняли причину, теперь родителям надо, во-первых, признать проблему: очень часто закрывают глаза или говорят «как, мой ребенок, да он не мог!». Если ребенок это начал — не значит, что это плохой ребенок, это значит, что надо помогать этому ребенку.
У ребенка-агрессора есть потребность быть значимым и важным. Надо дать ему возможность реализоваться и конструктивно, правильно самовыразиться — за счет других форм. Травля не решается на одном уровне: еще одна ошибка, когда говорят «да они сами разберутся!». Именно потому, что это конфликт статусов, помочь в решении должен кто-то еще более статусный. Дать ребенку проявить себя по-другому, найти его сильные стороны. Может, физическая сторона — тогда это какие-то секции, может, он хочет быть коммуникативным лидером.
Родителям надо смотреть, почему потребность быть важным и значимым не закрыта у ребенка. Нужно не отрицать проблему, а понять, почему так происходит. Может, ребенок не доверяет родителям и не может до конца открыться? В целом должен быть подход не как к преступнику, а как к раненому ребенку, которому нужно помочь самому с собой разобраться. У детей низкий уровень самоконтроля, лобные доли мозга, отвечающие за регуляцию поведения, недозревшие, поведение у них импульсивное. А взрослые должны быть поддержкой, а не карающей инстанцией», — завершила Светлана Богатырева, предупредив, что чем сильнее ранен ребенок, тем сильнее он будет кусаться и сопротивляться, пока до него будут пытаться достучаться.
