Сергей Соловьев и Казахская новая волна: Спустя тридцать лет

Спустя тридцать лет, в рамках десятого кинофестиваля «Евразия», в Алматы пару лет назад прибыл «крестный отец» режиссеров знаменитого вгиковского казахского набора Сергей Александрович Соловьев.

Дело в том, что в середине 80-х Сергей Александрович не только снял на «Казахфильме» картину «Чужая белая и рябой», но еще и открыл свою мастерскую во ВГИКе, выходцами из которой стали молодые казахские режиссеры, сценаристы, художники, операторы, образовавшие свежее течение в казахском кино, закрепившее за собой название «КазНовВолны»: Рашид Нугманов, Серик Апрымов, Ардак Амиркулов, Талгат Теменов, Дарежан Омирбаев, Амир Каракулов, Абай Карпыков, Сабит Курманбеков, Мурат Мусин, Сергей Косманев.

Этот материал был записан в рамках пресс-конференции, на которой присутствовали почти все его любимейшие ученики.

Чуть позже, когда Сергей Соловьев отмечал свой 65-летний юбилей в Москве, он выставил по центру сцены подаренный ему Сабитом Курманбековым в Алматы свой собственный портрет и облачился в еще один подарок от казахских учеников ― шикарный расшитый камзол, отороченный каким-то драгоценнейшим мехом. Довольный Сергей Соловьев выразительно прошелся по сцене с видом Черномора и сказал не без гордости, подняв указательный палец к небу, что все его ученики стали большими людьми у себя на родине.

30 ЛЕТ В КИНО — КОЛОССАЛЬНЫЙ СРОК

Сергей Соловьев: «Обычно через 30 лет никто ничего уже и вспомнить-то не может. А современное кино так устроено, что, если, к примеру, фильм на экраны вышел в пятницу, в воскресенье интерес к нему уже иссякает, а в понедельник никто уже и не помнит его название. Это порочнейшая кинематографическая тенденция нового времени — выпустить быстренькую «зажигалочку» для получения мгновенной прибыли, а потом забыть, как будто ее и не было. Это характерно для нас всех. Это крайне неразумный постсоветский период, который мы организовали таким образом, чтобы делать вид, что мы что-то делаем, что-то смотрим, но главное, ничего не помним.

Замечательный русский актер Абдулов часто говорил «после вчерашнего»: «Стыдно-то как! Стыдно! А рюмочку выпьешь — и ничего…» Вот и мы так в современном кинематографе: «Стыдно-то как, а рюмочку выпьешь — и вроде уже не стыдно!»

Так вот, здесь, с «казахской новой волной», другая ситуация. Фильмы, сделанные 30 лет назад, практически без бюджета до сих пор живут. Их все время показывают во ВГИКе молодым кинематографистам, на тематических и ретроспективных неделях. Я сам их показываю своим студентам. Но самое главное, в этих фильмах до сегодняшнего дня есть живое человеческое содержание».

КАК БЫ «СРУБИТЬ БАБЛА»?

Сергей Соловьев: «К сожалению, большинство наших фильмов, сделанных в последние годы, имеет только одно содержание: как бы и где бы «срубить бабла»? Этого в их фильмах нет. Вообще. Потому что само понятие «бабло» у них тогда было, чтобы хватило на автобус ― от общежития до ВГИКа. Вот и все бабло!

Я и сегодняшним своим студентам, когда они начинают жаловаться, что на учебной студии нет условий, говорю: ребята, фильм не должен стоить ничего! Бюджета не должно быть никакого! Это потом, когда ты ставишь себе уже более широкие задачи, можно как-то прижаться к этому смешному кинематографу, который сегодня существует.

Кстати, это касается не только нашего кино! Это проблема всего кино в мире. Кино истрепалось. Превратилось в жуткую коммерческую девку во всем мире. Ты попадаешь на какой-нибудь престижный кинофестиваль, а вокруг одни коммивояжеры. Одни торговцы третьесортными «презервативами»! Куда делись Антониони, Феллини, Куросавы? Куда делось это великое потрясающее душу кино? Его истрепали и израсходовали на эту дешевую коммерческую дрянь.

 Поэтому меня здесь спрашивают:

 — А ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ ДЛЯ КАЗАХСКОГО КИНО?

― Я не специалист по казахскому кино!

Мы не использовали свой шанс после того, как Советский Союз развалился. И вся наша история началась вновь. Мы, как маленькие неразумные дети, стали соревноваться с Голливудом.

Ну какой смысл соревноваться с Голливудом?! У них огромная индустрия, оплачиваемая, в частности индустрия проката во всем мире!

Давайте сделаем за хорошие деньги экшн! Умный Тимур Бекмамбетов экшны делает там и потом сюда привозит ошметки экшнов. Нужно прекратить это серьезное соревнование с Голливудом! Ага, щас мы их догоним отсюда, из Алматы!»

ВСЕ, ЧТО Я ДУМАЮ ОБ «ОСКАРЕ»!

— И, тем не менее, эта «дешевая коммерческая дрянь» получает «Оскары», ― произнесла из зала киновед Галина Леонтьева…

Сергей Соловьев (передразнивает): «Оскары» получает! Давайте сделаем свой «Оскар», казахстанский! Нет, вы талдычите: нам чужой, американский «Оскар» дорог! А чем вам он дорог? У них там свои проблемы! Сколько замечательных кинематографистов не получили этот «Оскар». У нас должны быть свои проблемы и свои радости и свои горести. А мы хотим джинсы вареные, но только американские! Это провинциальность и безвкусие.

На «Оскара» любой дурак попасть может! Это дурная американская премия! Что это за слюни и сопли: «На «Оскара» попал!» Там такое количество идиотов, что… А вот попасть в когорту картин, которые через 30 лет будут так же интересны, как в то время, когда они делались, — это и есть наши «оскары». Наши внутренние «оскары». Вот на них и нужно ориентироваться. Я не хочу сказать ничего плохого, во всем мире точно такие же проблемы. Но иногда попадаешь в Канны на фестиваль, смотришь конкурсные программы — позорище… А тут все газеты пишут: «Он выдвинут… Он попал в основную программу…» Это все равно что попал под трамвай. Смотрите, он попал под трамвай в этот раз! Надо теперь как-то к нему особо относиться. Смотрите, как он бьется под трамваем! Это провинциальные какие-то «задрыги»… Нужно их забыть.

Другое дело, я помню картины моих ребят на международных кинофестивалях. Они пользовались огромным уважением. Уважением! Тогда меня даже перестали узнавать. При виде меня говорили: «Это тот парень, который соорудил новое казахское кино». Вы представляете, я потерял имя и фамилию. Это был мой личный кризис. Но я его пережил с легкостью. И радостью. И любовью. Потому что дело делать — это не то что смотреть на парня из-под трамвая. Это совсем другое».

В ЧЕМ СЕКРЕТ ХОРОШЕГО КИНО?

Сергей Соловьев: «В том, что мы забыли полностью и что нам надо вспомнить. Мы люди. Со своими связями. Со своими семьями. С мамами, папами, братьями, сестрами. У них у всех есть живые человеческие проблемы. И все эти проблемы представляют собой совершенно грандиозный материал для великолепнейших художественных произведений. Просто надо прекратить практику безумия вкладывания денег в это соревнование с Голливудом. Это же безумие. Мы их сейчас догоним из Алматы. Нет, не догоним. Это исключается.

Ведь в чем сейчас драма? Не в том, что нет талантов. Есть! И люди есть, и идеи. Все есть. Нет общественно-государственной востребованности в них. Эти (студенты казахской мастерской С. Соловьева — прим. автора) сидели и знали, что они во ВГИКе отсидят, а дальше поедут снимать, а не обивать пороги и рассказывать сомнительные идеи о том, как они «экшнами» забьют всю мировую «кинематографическую рынку».

БОЛЬШОЕ СПАСИБО ОЛЖАСУ!

Сергей Соловьев: «Впрочем, вернемся к «казахской новой волне». Надо сказать большое спасибо Олжасу Сулейменову. Начиналось все с того, что тогдашний председатель Государственного комитета Казахской ССР по кинематографии Олжас Сулейменов был крайне озадачен положением дел на Казахфильме. План не выполнялся, а долг перед государством неустанно рос. Было принято решение поднимать казахский кинематограф. Госкино дало «добро», и уже летом 1984 года был объявлен общереспубликанский конкурс в мастерскую Сергея Соловьева.

Не будучи специалистом в этом деле, Олжас Сулейменов все же был специалистом в понимании того, что такое престиж казахов. Что такое художественный престиж казахского народа. Ему было просто обидно, что огромная студия стоит полупустая. Поэтому именно Олжас проявил колоссальную государственную волю для того, чтобы начался какой-то новый этап. Ведь нельзя сказать, что с «казахской новой волны» все началось. Ребята просто наследовали лучшее, что уже к тому времени было в казахском кино. Наследовали сам феномен казахского кино. И, конечно, Олжас сделал для этого очень много. Потом менялись министры, но больше никогда в жизни не повторялась такая практика, чтобы министр прилетал в Москву посидеть на экзамене у ребят. И не потому, что ему делать нечего было, а с тем, чтобы определить для себя, в какой последовательности они будут приезжать и начинать самостоятельную работу».

Причем, как ни парадоксально это сейчас звучит, многие студенты мастерской вовсе не мечтали связать свою жизнь с кино.

УЧЕНИКИ ОБ УЧИТЕЛЕ

ПАЛАТА №6

Рашид Нугманов: «Я пришел в кинематограф уже достаточно зрелым человеком. Первую половину жизни прожил как архитектор и ничего не понимал в кино совершенно! И пришел я туда не потому, что я любил кино, а потому, что хотелось как-то по-новому провести время. Когда тебе 30 лет, возникает ощущение, что ты скоро умрешь и надо последний раз нагуляться. В Советском Союзе было два легендарных института, куда приходило очень много абитуриентов и, что самое главное, абитуриенток. Это МГИМО и ВГИК.

Я понимал, что в МГИМО я не пройду (у меня и членский билет комсомольский пропал), оставался ВГИК. Тем более что  в студенческие годы я снял одну короткометражку ― совершенно дурацкую… Меня это не смущало совершенно: не поступлю, так хоть куражу будет. Но так случилось, что именно в этот год Сергей Александрович набирал группу, в которую я и попал вместе с ребятами. И вся моя жизнь перевернулась. Я понял, что кино — это не просто ремесло, умение правильно камеру поставить, а это жизнь ― образ жизни.

Твое произведение — это твое детище, в которое ты обязан вдохнуть свою собственную суть, которое потом будет существовать независимо от тебя — вот это кино! Я не видел в своей жизни настолько вдохновляющего учителя, как Сергей Александрович! Однажды он сказал так (и меня это сразу пробило, как током: «Я вас не могу ничему научить. Я смогу только помочь вам найти себя и состояться…» И это произошло с каждым из нас. Нельзя также упомянуть про другого нашего замечательного учителя ― Анатолия Александровича Васильева.

Он три года нас каждую неделю до поздней ночи мучил, уча актерскому мастерству, разыгрывая по сотни раз одни и те же сценки из одного и того же произведения Чехова — «Палата №6». Как ни странно, очень быстро этот всеобщий скепсис пропал. На каждый наш показ этюдов на сцене ВГИКа и даже на все наши репетиции люди ломились со всего ВГИКА. Не потому, что мы были какими-то гениями, а потому что мы делали это совершенно по-другому».

САМОЕ ГЛАВНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ ВО ВСЕХ ДЕЛАХ — ЭТО КУХНЯ!

Ардак Амиркулов: «Я могу добавить еще для меня очень важную, как мне кажется, вещь, когда мы занимались во ВГИКе, — это, конечно, сама мастерская. Я думаю, что это стечение обстоятельств, божественное провидение, что так получилось, что Серей Александрович набрал курс и совпали желания и цели. Ведь много хороших режиссеров и педагогов было в то время в советском кинематографе. Но именно он решил снимать кино в Казахстане вместе с Борисом Ряховским, который дружил с Олжасом Сулейменовым.

Таким образовался этот клубок, и это все не просто так! И точно так же появились наши ребята. Я думаю, что мы были все очень разные, но были у нас и своеобразные совпадения. Было очень интересно и весело учиться на этом курсе. Конечно, атмосферу определяли педагоги, но само наше бытие было сверху расставлено точно так же, как были расставлены наши внутренние взаимоотношения.

Помнится, Васильев, смотря на нас печальными глазами, говорил так: «В каких же домах культуры Сергей Александрович вас нашел?» Каждый себе всегда кажется умным и толковым».

Сергей Соловьев (улыбаясь): «А вот Васильеву так не казалось!»

А. Амиркулов: «Самое главное мероприятие во всех делах — это кухня! И она была организована от дверей до посудомоечной машины (мы обращали внимание не на то, как готовят, а на то, как моют). Пройти эту посудомоечную машину — это самый главный процесс. И сегодняшнее наше настоящее — говорить с легкостью о том, что делалось с большим трудом, показатель правильности этой кухни, где был шеф-повар Сергей Александрович Соловьев. Но судьбе или провидению было угодно, чтобы мы собрались все вместе именно в таком составе во ВГИКе».

МЫ, КАЗАХИ, ИНОГДА ЧАЙ ПЬЕМ ЛЕЖА

Дарежан Омирбаев: «Моя первая профессия — математик. Я закончил факультет прикладной математики и, кажется, на тот момент преподавал в школе. В сценарной мастерской работала такая женщина ― Екатерина Урбанович. По поручению О.О. Сулейменова она набирала людей, которые интересуются кино. И вот, помнится, я у сестры лежал (мы, казахи, иногда чай пьем лежа) и пил чай. И вот сестра подняла чайник, а к нему прилипла газета, в которой мне в глаза бросилось объявление о наборе на курсы ассистентов режиссеров. Я послал туда свои рисунки, рассказы. Через некоторое время получил телеграмму о том, что принят.

Я все бросил и приехал в Алма-Ату. Нам дали общежитие, и мы целый год учились. Это был 1982 год. Там учился Костя Салыков, Айхан Чатаева. К концу курса нам дали по сто метров черно-белой пленки и по два съемочных дня, и мы сняли свои трехминутные фильмы. У моего фильма было такое претенциозное название — «Жизнь». Тогда на месте «Аксая» были кукурузные поля. И благодаря этому фильму я попал в мастерскую к Сергею Александровичу. Что-то он в моем фильме увидел.

Мы все благодарны ВГИКу, Москве, русской культуре за то, что нам открылись двери. Мне кажется, что наш учитель, Сергей Александрович Соловьев, ― один из многих людей, которые не сдаются, которые проповедуют самые ценные вещи. Я часто слушаю его телевизионные интервью. В наше время, когда разразился кризис во всем мире, очень многие люди разных стран смотрят на Россию и на русскую культуру с надеждой. И один из ее представителей — Сергей Александрович. Я очень ему благодарен. И я думаю, он еще многое сделает в кино, и мы еще, надеюсь, тоже».

ДЕВЯТЫЙ ВАЛ АЙВАЗОВСКОГО

Амир Каракулов: «Я вообще алма-атинец, жил рядом с Рашидом на соседней улице. Тогда Советский Союз загибался, и у нас была какая-то странная культура ― почему-то все хотели сесть в тюрьму. Кто-то выйдет оттуда, гитару возьмет, сыграет. И все думали: надо тоже в тюрьму сходить. Только вопрос — в какую? В эту непрестижно, а в эту, пожалуй, можно. Моя история почти такая же, как и у Дарежана. Только у меня отец пошел в туалет, но вышел оттуда с газетой с объявлением. Он мне сказал: «Давай, беги!» Но я тогда дикий был. Никогда ничего не писал, не читал. Ну, я написал какой-то рассказ, который Сергею Александровичу пришелся по душе. «Давай поступай, будешь не режиссером, а сценаристом». А у меня был на тот момент друг, мой брат по несчастью, который тоже в тюрьму садился, ― Галым Каракозов. И мы с ним вдвоем приехали с ножами в Москву.

И вдруг мы погрузились в такую атмосферу, где показывают кино — «Ворота Расемон», «400 ударов», «Аталанта» и др. Лекции профессора Бахмутского про «Илиаду» и «Одиссею». Когда я поступал, меня Сергей Александрович спросил, какие картины мне нравятся. А я ж не читал ничего и картин никаких не знал. У нас в школе висел «Девятый вал» Айвазовского. Ну я и сказал, что Айвазовского люблю, «Девятый вал»… И так получилось, что, соприкоснувшись с этим чудом, я как-то преобразился.

Я помню, что я жил вместе с Ардаком, и он меня кормил, и с Дарежаном вместе я жил, он меня чаем поил, угощал. И Рашид меня поддерживал…

Я хочу рассказать историю, чтобы вы поняли, кто такой для меня во многом Сергей Александрович Соловьев и как нам с ним повезло. Мы сидели в лекторском зале, Сергей Александрович разошелся (иногда у него такое бывает, что он ловит какой-то кураж от того, что он может так смешить и веселиться и рассказывать какие-то истории, что становится очень смешно, невыносимо смешно). Мы смеемся, а он не останавливается. Я помню, что не могу сидеть уже на стуле, я начинаю выть: «Сергей Александрович, бросьте, хватит уже! Я не могу больше! Я щас описаюсь уже!»

Читайте также: «Помог Димаш Ахметович Кунаев»: Об истории создания фильма «Кыз-Жибек» из первых уст

А он видит нас, уже доведенных, и не унимается, еще больше смешит. И я помню, что мы бросили стулья и поползли. То есть удивительный абсолютно человек. Он самый главный человек в моей жизни. Великий учитель, который сумел на личном примере нас вдохновить. Спасибо вам и всем ребятам ― каждый из них мне как брат».

УСТА В ОБРАЗЕ КУЗНЕЦА

Сабит Курманбеков: «Спасибо, что создали такую мастерскую, на которую весь ВГИК приходил. Мы, собравшись из разных уголков Казахстана, учась на разных факультетах, приходили три раза в неделю в вашу мастерскую. Я вообще не знал, что такое кино. И я понял, что это огромный мир, в котором собралось все: и литература, и искусство, и все-все-все. Спасибо, вы наш педагог. У меня есть скромный подарочек, который я хочу подарить вам (Сабит достал из черного полиэтиленового мешка роскошный портрет). Вы здесь в образе кузнеца, уста — это педагог, мастер. Вы останетесь для нас им навсегда».

МОЯ УЧЕБА У ОЛЖАСА

Сергей Соловьев: «На самом деле я все время учился сам. Причем первая моя учеба началась у Олжаса. С ним было невозможно разговаривать, ― о чем бы ни была речь. Я говорю ему: «Смотри там то-то…», а он меня перебивал и говорил так, как будто я ему ничего не говорил: «Смотри, Сережа, если посмотреть, у слова «смотри» чисто тюркские корни». Я не мог ни одной мысли до конца довести. Далее он продолжал: «Это ты хорошо сказал, но смотри… какой дурак выдумал, что мы вас гробили и кандобили? Мы вместе цивилизацию создавали — это все тюркские корни».

И я действительно первый раз в жизни задумался ― прочитал «Аз и я». Там еще рядом с нами колоссальный был человек. Он все время болтался, что ли, вокруг нас. Это Ауэзов Мурат Мухтарович. Он был совершено «свернутый» человек на том, что это была колоссальнейшая цивилизационнейшая культура. Мы казахи, там тыр-пыр-носопыр. Мы по ночам часами сидели возле фонтана, и Мурат вокруг нас ходил и читал нам лекцию о цивилизационном значении тюркской культуры и языка для человечества».

КАНАТ САУДЫБАЕВ, УНАСЛЕДОВАВШИЙ ДЕЛО

Сергей Соловьев: «Теперь у всякого человека есть свои взлеты и свои падения. Нельзя не сказать о Канате Саудыбаеве. Он сменил Олжаса на этом посту. Он с потрясающей ответственностью относился к этому курсу. Это он летал на экзамены, и мы с ним сидели и разбирались, кто чего достиг, кто чего не достиг и что с кем нужно делать, чтобы не получилось никой ерунды. Саудыбаев сумел сохранить это дело, переняв эстафету у О. Сулейменова. Не было бы этого чувства ответственности друг за друга, все бы развалилось. Он, Олжас, был министром, потом ушел и в другом месте рассказывал бы про тюркские корни. А тут нет — они как бы государственно наследовали это дело, вот что важно».

О ТОМ, КАКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ИГРАЛА КАЗАХСКАЯ МАСТЕРСКАЯ ДЛЯ ВГИКА

Сергей Соловьев: «Рената Литвинова от первого до последнего дня закончила казахскую мастерскую. Весь ВГИК у нас болтался: Баширов, Охлобыстин, Тигран Кеосаян, Федя Бондарчук. Он до сих по ко мне с тюркской вежливостью относится. Мы с Ренатой до сих пор встречаемся как близкие родственники. Это был рассадник культуры.

Ажар Аяпова была феноменально талантливой девочкой. И первым человеком, который мне на нее показал, ― это была та же Рената. Она мне ее работы подсовывала и говорила: почитай!»

Рашид Нугманов: «Она тоже часть казахской новой волны».

Сергей Соловьев: «Совершенно верно!»

Справка от Р. Нугманова: «Мурат Ауэзов в год, когда мы поступали, был главным редактором Казахфильма, а затем художественным руководителем Казахфильма, объединения «Алем».

ТЕПЕРЬ ОБО МНЕ

Сергей Соловьев: «Я с радостью слушаю, как меня благодарят и говорят обо мне какие-то хорошие вещи, но вы должны понимать, что для меня это была такая же необходимость, как и для них. Когда эти ребята пришли ко мне в мастерскую, между нами разница была лет 10, не больше. Я к этому времени уже был готов в покойники. Я был лауреатом Государственной премии СССР, был народным артистом, сидел во всех президиумах… и, точно, следующим этапом должен был быть стол в цветах и ногами вперед. Интересы кончились.

И вдруг появились ребята. И оказалось, что у нас общих интересов — пруд пруди. Мне говорили: «Как вы обновленно слышите время! Как у вас Цой поет!…» Да не у меня Цой поет. Рашид Нугманов его привел! В силу своей самодостаточности я никого не знал. Рашид сказал, что хочет съездить в Ленинград: «Там один кореец в подвале кидает лопатой в топку уголь, потом лопату кидает и играет на гитаре». Я ему тогда сказал: «Рашид, что за хреновина? Тебе что, лень по Москве пройтись по подвалам? Да там в каждом третьем подвале какой-нибудь кореец кидает уголь, потом бросает лопату и берет гитару!»

Рашид сказал, что там совсем другой кореец — хороший, особенный. И этот особенный кореец вскоре появился у нас в мастерской и сидел на лекциях в углу аудитории. Это был Витя Цой. Витя познакомил меня с Гребенщиковым. А он, в свою очередь, познакомил меня с Курехиным. В мое сознание вошел целый пласт новой культуры, не как украшение, а как необходимость. Это абсолютно другое дело!

Причем жили мы непростой жизнью. Много было «перетерок» и «недотерок», но прекрасно сознавать, что мы до сегодняшнего дня уважаем друг друга до такой степени, что с уверенностью можем сказать, что, как бы там у нас не сложилось, мы одна семья. Это человеческая жизнь, а не сомнительнейшая жизнь странных битв за участие в «подтрамвайных» фестивалях, «оскарах-шмостерах». Все это чушь. Главное, помнить о том, что ты живой человек, у тебя есть близкие люди, есть твой народ, частью которого ты являешься».

«ГДЕ ТА МОЛОДАЯ ШПАНА, КОТОРАЯ СОТРЕТ НАС С ЛИЦА ЗЕМЛИ»

Вопрос от журналиста Г. Байжановой: «А появилась среди подрастающего поколения новая казахская волна?»

Ардак Амиркулов: «Нам не раз задавали этот вопрос. И на какой-то пресс-конференции Рашид процитировал слова Гребенщикова: «Где та молодая шпана, которая сотрет нас с лица земли?»

Рашид Нугманов: «И дальше он пел в этой песне: «Ее нет, нет, нет!»

Из зала: «Так что нет?»

А. Амиркулов: «Это же вам судить. Мы вам сказали свое мнение. Вот и все! Они должно были сидеть здесь вместо нас».

О КОНФОРМИЗМЕ

Зитта Султанбаева: «Да нет, уже появилась! Например, «новое партизанское кино». И они вас уже обвиняют в конформизме».

Сергей Соловьев: «Насчет конформизма (тоже интересно, как я познавал тюркскую душу). Несколько лет назад я интересовался, где Талгат, где остальные ребята. И узнаю, что один — ректор академии, другой — директор киностудии…

Я удивился: они что, обалдели совсем? У них же совсем другие профессии! На что мне кто-то сказал: «Сергей Александрович, казах не начальник — это не казах».

Раздается всеобщий смех.

Д. Омирбаев: «Мы здесь затрагивали множество проблем. Их решить можно — надо готовить зрителя уже с детства. Надо в школе вводить урок «История мирового кино». Проблему надо решить снизу, пока не появится зритель, который будет разбираться в искусстве кино».

Т. Тименов: «Когда задавали вопрос Кунаеву о том, что его беспокоит, он ответил пророческими словами: «Это «Кайрат» и Казахфильм!»

Бауржан Ногирбек: «С исторической точки зрения, это была вторая «новая волна». Правильно сказал ваш мастер, Соловьев, есть преемственность в казахском кино, потому что подготовительные курсы во ВГИК были, еще когда директором киностудии был Камал Смаилов. На киностудии работал Олжас Сулейменов как главный редактор… Уникальность этой «новой волны» была в том, что в период развала единой страны многие поддались соблазну снимать дешевое коммерческое кино. А «казахская новая волна» стала действительно эстетическим явлением».

ИДЕИ ЕСТЬ, НЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВОЛИ ИХ ОСУЩЕСТВИТЬ

Сергей Соловьев: «Они с Рашидом мне рассказали идею о том, что хотят делать фильм о Батые. Это то, что Олжас мне говорил… Я ему: «Дай договорить», а он: «Говори, говори, но помни о том, что ты говоришь на тюркском языке». Это толковейший замысел. Он колоссальный с точки зрения исторической ценности, потому что никто ничего не знает.

Все питаются слухами, причем остатков советской империи, и человеческий, и артистический превосходнейший замысел. Мы с ребятами поговорили, и я понял: есть огромное количество замыслов, но нет только государственной воли их осуществить. Да, это толково, и это надо! Потому что их поразительное положение было, отличающее всех других студентов ВГИКа, то что те не знали, нужны ли они кому-то или не нужны, а эти все были необходимы! Понимаете?»

Вопрос от Г. Леоновой: «Кто автор этого названия —  «КазНовВолна?»

Т. Тименов: Это было на московском кинофестивале в 1989 г. Это было позднее время. Мы сидели вдвоем с Рашидом. Надо было зазывать людей на свои просмотры. Он начал рисовать ракету. Я спрашиваю, для чего. Он мне: «Байконур!» И что дальше будем писать? Приходите на наши просмотры?» И дальше предложил: «Давай напишем «Казахская новая волна»».

Сергей Александрович Соловьев родился 25 августа 1944 года в городе Кеми, Карелия, в семье сотрудника СМЕРШа Карельского фронта Александра Дмитриевича Соловьева и служащей Калерии Сергеевны Нифонтовой.

После окончания Великой Отечественной войны, когда Сергею было всего полтора года, отца назначили советником руководителя Северной Кореи Ким Ир Сена, и он вместе с женой и сыном переехал в столицу КНДР Пхеньян. В 1947 году семья Соловьевых вернулась в Советский Союз и поселилась в Ленинграде. В детстве Сережа мечтал служить офицером на подводной лодке, но, посмотрев фильм Михаила Калатозова «Летят журавли», твердо решил стать кинорежиссером. Еще учась в школе, Сергей играл детские и подростковые роли в постановках Ленинградского большого драматического театра имени Горького и был ведущим программы «Пионерия» Ленинградского телевидения. В 1962 году Сергей Соловьев поступил во ВГИК на режиссерский факультет (мастерская Михаила Ромма и Александра Столпера).

В 1969 году начал работать на «Мосфильме», дебютировав как режиссер в том же году двумя новеллами по рассказам Чехова.

С 1982 года Сергей Александрович ведет постоянную педагогическую работу сначала как руководитель режиссерских мастерских на Высших курсах режиссеров и сценаристов, а потом как руководитель режиссерских и актерских мастерских во ВГИКе. С 1995 года он профессор, выпустил более 10 мастерских, в том числе в 1987 году специальный набор казахских кинематографистов, фильмы которых вскоре приобрели огромную международную известность, под названием «новой казахской волны».

Зитта Султанбаева

художник, журналист, арт-критик