«Прекратите меня насиловать»: Истории казахстанок о травмирующих родах

«Я слезла со стола анестезиолога и пошла умирать»

Беременность протекала как и у большинства первородок. Марафоны по больницам, капельницы и таблетки. Страдала от геморроя и изжоги, позже схватил остеохондроз. Я старалась не жаловаться, и все время уделяла подготовке к «правильным родам». 

Проштудировав сотни форумов, твердо решила, что хочу рожать естественным путем. Да и показаний к кесареву не было. Поэтому мы заключили договор с одним из лучших «естественных» центров и роддомом. Я была уверена, что все пройдет легко, если психологически правильно подготовиться.

Наступил день Х, и в два ночи у меня отошли зеленые воды. Я в шоке отправляю фото акушерке, параллельно собираюсь в роддом. В приемном вод нет, КТГ нормальное. И тогда дежурный врач начала на меня орать. Мол, ты просто обмочилась и перепутала. Акушерка тоже наругала и отправила домой. А схватки только начались. 

В 11 утра я уже выла от боли, поехали обратно в роддом. К счастью, прошла без очереди, потому что я контрактница. И тогда приехал персональный врач, взрослый мужчина. Я своими воплями его откровенно бесила. Молча развел плодные оболочки, молча делал осмотр на схватке. 

На мои протесты сказал: «Я сейчас вообще уйду и не приду». На все вопросы: «Может, кесарево? У меня же воды зеленые подтвердились» он твердил: «КТГ нормальное, будете сами рожать».

В итоге раскрытия нет, застряло на 4 см. И вод тоже нет, только ужасные схватки. Я тогда охрипла от криков. Наконец, позвали анестезиологов делать «эпидуралку» (эпидуральная анестезия — прим. ред.). 

Тут доктор смотрит на мою спину и говорит: «А что вы меня позвали? Я не могу делать ЭА, тут татуировка на позвоночнике». И до меня доходит, что никто из десятка врачей во время осмотров и ведения беременности не увидел татуировку. Никто и ничего не сказал. Поэтому никакой «эпидуралки» не будет. 

Я слезла со стола анестезиолога и пошла умирать. Я правда думала, что все, это конец. Акушерка оперативно организовала промедол, а дальше все как в тумане. Он не убрал боль, просто меня вырубало между схватками. В остальное время я кричала и плакала. По ощущениям, как будто все внутренности вырывали.

Приходил врач, осматривал на схватках, а на крики: «Прекратите меня насиловать» снова обещал прийти и не вернулся. 

Раскрытие все не шло. В 23.00 мне наконец-то принесли согласие на экстренное кесарево. Это КТГ стал плохой. Я не могла держать ручку и что-то чирикнула. Потом за секунду каталка — и вот операционная. Я лежу на столе и плачу от счастья, что вот сейчас не будет больно. Доктор надевает маску — и наступает счастье. Это лучший момент в моей жизни. Родовой ад подходил к концу.

Я пришла в себя легко. Акушерка принесла дочь прямо в операционную, приложила к груди. С ребенком все в итоге было хорошо.

Потом пришел врач и спросил, как я. А у меня комок в горле, не могу разговаривать. И так еще пару дней было. Хорошо, что в послеродовой палате были хорошие условия и медперсонал заботливый. Хотя всех ужасов это, конечно же, не сгладило.

У меня развилось посттравматическое стрессовое расстройство. При попытке врача прикоснуться, я впадала в истерику и била руками и ногами неконтролируемо. Один раз пришлось-таки пережить осмотр, чувство ужаса и безысходности помню как сейчас.

Сейчас я уже спокойно могу об этом говорить. Это все было неправильно, преступно, и это не моя вина, я это не заслужила. Я хочу, чтобы все эти люди сели в тюрьму за оставление в опасности, за то, что они калечат женщин физически и морально. 

«Что ты кричишь! Вон девочка рожает, и ее не слышно»

Беременность с самого начала была тяжелой. С пятой недели и до родов был жуткий токсикоз, постоянно рвало, еда вызывала тошноту. На 14-й неделе началась отслойка, меня положили на сохранение с кровотечением, и врачи постоянно спрашивали: «Точно хочешь сохранить ребенка?».

Кровотечение остановили, но на 16-й неделе оно повторилось, и опять три недели сохранения в больнице. Обстановка там, конечно, жуткая: как конвейер, только и успевают ездить каталки из реанимации, где делают чистку, часто слышен плач девчонок, узнавших о необходимости прерывания. Не знаю, как моя психика это выдержала.

На 18-й неделе обнаружили объемное образование в брюшной полости, в связи с этим всю беременность наблюдалась у генетика. На 36-й неделе опять сохранение с тянущими болями в животе. На роды я легла заранее, так советовали врачи. 

В 40 недель и пять дней наконец начались схватки. Мне проткнули пузырь и отправили в родовой блок. Кстати, рожала я в самой лучшей больнице города из-за этого непонятного образования у малыша. 

Мой кошмар начался в родзале. Да, были больные схватки, но это усугублялось отношением персонала. В соседней палате рожала девочка, чья-то родственница из медперсонала. У нас начались роды примерно в одно время, ей быстренько поставили «эпидуралку», и она спокойно спала под мои истошные вопли. Медсестры заходили и говорили: «Что ты кричишь! Вон девочка рожает, и ее не слышно». 

Когда начались потуги, я стояла и жутко вопила. Тут зашла медсестра и начала меня передразнивать, типа «Ну что, вместе постоим и покричим?». Смеялась. Мне, конечно, не до нее тогда было. 

Во время схваток зашла врач и начала на пике схватки лезть мне в шейку, говорила, чтобы посмотреть раскрытие. Это лазание не прекращалось все роды. Естественно, мне поставили капельницу, я не знаю, что там капали. Вот это самое ужасное: никто и ничего не объясняет. Тебе страшно именно от незнания. 

Лежишь: с одной стороны эти трубки, с другой — КТГ и врач лезет в шейку на пике схватки. В общем, я не выдержала и заорала: «Не трогайте меня». Она оказалась очень обидчива, сказала: «Как хочешь, так и рожай. Я не собираюсь участвовать в ваших родах». Все ушли, и я осталась одна в палате со схватками. 

Пришла другая смена. Девочка из соседней палаты еще два раза вскрикнула за все роды — и родила. Слышу плач ее ребенка, и берет обида, медсестра говорит: «Вот видишьтвоя соседка молодец, родила». А ничего, что она лежала все это время с обезболиванием, она же чья-то родственница, а надо мной можно и поиздеваться?!

Весь персонал бегал в основном вокруг нее, раньше приняли у нее роды, затем соизволили дойти до меня, резанули и за два выдавливания выдавили мне малыша. Сволочи. Можно было не мучить меня и сделать это скорее, хотя и запрещено выдавливание. 

Сына даже не приложили к груди, сразу увезли. С малышом все хорошо, тьфу-тьфу-тьфу. Сейчас ему пять месяцев и образования уже не видно. Надеюсь, что с врачами ему повезет больше, чем мне. 

«Плохо тужишься, убиваешь ребенка, зарабатываешь ему инвалидность»

Роддом я выбрала по рекомендации, заплатила в конверте знакомому врачу, чтобы она меня передала хорошей бригаде и похлопотала за меня. Сама она принять роды не могла, но разрешила звонить в любое время дня и ночи. С мужем решили, что на родах он присутствовать не будет. Это было наше общее решение. Но врачу несколько раз сказала: что бы ни случилось, ему обязательно, обязательно нужно знать.

Срок пришел и прошел, родами и не пахло. Я отправилась в роддом, мне отслоили плодные оболочки и сказали приходить вечером, мне сделают амниотомию.

Вечером я приехала рожать. Прокололи пузырь, почти сразу начались частые и болезненные схватки. Довольно скоро я попросила обезболивающее, но вместо «эпидуралки», на которую я рассчитывала, мне вкололи промедол в вену. 

Я впала в странное состояние: периодически вырубало, когда приходила в себя, чувствовала боль от схваток, но она была как будто не моя. Не хотелось ни кричать, ни двигаться — вообще ничего не хотелось. Ненадолго приходя в себя, я писала короткие сообщения мужу и маме. Мол, все хорошо. 

Через пять часов я почувствовала, что меня тужит. Позвала акушерку. Вердикт — полное раскрытие, рожаем. Я попросила не делать эпизио. Дальше классика: плохо тужишься, убиваешь ребенка, зарабатываешь ему инвалидность. Было очень больно. 

«Сделали бы надрез, давно родила бы», — сказал кто-то. «Она не хочет». «Хочу!» — взмолилась я. Честно, я в тот момент готова была, чтобы мне отрезали ногу, если бы это помогло. Чикнули ножичком, полилась кровь, врач навалилась локтем на живот, я охнула, подумав, что умираю. И девочка, горячая и мокрая, выскользнула из меня. 

Ее сразу взяли мыть и взвешивать, а плацента, видимо, решила во мне навеки поселиться — никак не желала выходить. Началось кровотечение. Общий наркоз, чистка. Под наркозом я провела два часа.

За эти два часа муж, мама, все, кто ждал меня с дочкой, оборвали все доступные телефоны — роддома, управздрава, мобильный врача. От меня больше двух часов не было вестей, и никто не знал, жива ли я вообще. 

В итоге все-таки набрала мужа. Я почти не могла говорить, он попросил дать трубку кому-то из персонала. Через минуту ко мне ворвалась разъяренная врачиха, потребовала набрать мужа, выхватила мой телефон и начала на него орать: «Как вы смеете жаловаться после всего, что мы сделали для вашей жены?»

Она орала на него, на меня, а я лежала голая, окровавленная, униженная, беззащитная и тупо рыдала. Шов болел невыносимо, показалось, что хуже схваток. Мне было страшно и стыдно перед мужем и родственниками. Перед дочкой, что самые первые ее минуты прошли на железном столе.

Теперь я понимаю, что это гормоны родов, а врач просто садистка, но тогда я попросила мужа позвонить и отозвать все претензии, сказать, что мы очень признательны и довольны.

Никому с тех пор мне не удалось толком рассказать, как все прошло. Даже мама отмахивается: прошло и прошло, все же живы. Да, только теперь я никогда не соглашусь на роды.