О зарождении казахстанского телевидения на примере жизни удивительного человека

О родителях

Мои родители, Ирина Викторовна Покровская и Александр Брониславович Задарновский, дали то, что дали. Ничего специально они не делали, а, как обычно, старались удержать от плохих поступков. Говорили, что такое хорошо и что такое плохо. Но вовремя норовили подсунуть хорошую книжку. Я полюбил читать книги! Мои родители потом даже гоняли меня из-за книг — я с фонариком под одеялом читал. К первому классу я уже прочел много книг. Отец был из Грозного, а мать — из Ярославля, а познакомились они в Тбилиси. Они оба очень любили Грузию, много знали песен на грузинском, даже немного говорили на этом языке, только на разных диалектах. Они спорили, как какое слово произносится.

Мать лаборанткой работала в Тбилиси — у нее столичный диалект был. А отец шабашил, стройкой занимался на окраинах, где сельское население живет. Естественно, его грузинский был сельский. Когда мне исполнился год, меня крестили. Грузия — православная страна. Там и в советское время это в порядке вещей было. У меня память цепкая. Помню разные эпизоды своего детства. Через год, в 1955-м, наша семья уехала на целину, в Кустанайскую область. Распутица, грязь, холодно. Год родители маялись по палаткам.

Детские мои годы — это ореол Грузии через песни моих родителей. Целина. Потом уехали на родину матери, в Ярославль. Это подвальное помещение, где ручьи через комнаты текли. Это самостоятельная жизнь с утра до вечера, потому что родители пропадали на работе. Это, конечно, Волга, и это мои бабушки, где мы впервые родню повстречали, и было удивительно, как они живут. Это завьюженная зима с огромными сугробами. Это огромный дом, который отец сам построил. Ярославль-то не фронтовой город, но его тоже бомбили, там тоже было много разрушенного. А отец работал в Ярославле в реставрации, храмы и прочие старинные здания восстанавливал. Была масса битого кирпича, и он поштучно домой таскал. За целый день напашется, потом кирпичи таскает домой. Ему было в 1958-м 30 лет, сравнительно молодой человек.

У отца была сумка такая брезентовая, для инструментов. Он меня иногда в ней вместо люльки укачивал. В этой сумке он и носил кирпичи. Мы жили в землянке, около которой он их складировал. Я помню, мне было года 4-5, и прочли на ночь сказку про Змея Горыныча, и я уснул. Наутро просыпаюсь от страшных звуков. Глаза открываю и вижу в форточку голова просунулась, уши такие страшные и морда такая вытянутая, смотрит на нас с братиком и рычит. А потом я пригляделся и понял, что это сумка отцовская. Он, видно, с вечера на форточку ее провесил, чтобы она продувалась.

Помню, как саблю мне купили. В то время нешибко родители тратились на детей, все-таки время было трудное, люди выживали. А у нас такая легкость была. Отец мог зарабатывать деньги, был рукастый, со светлой головой. В принципе, мы не гонялись за каким-то бытом, чтобы им обрасти. Жили временно. А себе отказать в каких-то удовольствиях не могли! Саблю настоящую, не выструганную из дерева, как у других, а заводскую купили! Я ею хвастался. А потом соседский Вовка вышел, здоровее меня. Он взял и стал рубить снег и лед. И моя алюминиевая сабля — лезвие и ручка в разные стороны разлетелись. Я плакал от горя!

А потом весной отец этот дом продал, и мы поехали по Союзу путешествовать. Я помню Москву, а в ней первое — это самая большая достопримечательность — ВДНХ. Все туда стремились. Огромное стечение народа, всякие экспонаты. Но больше всего мне запомнились бесплатная кукуруза, которую насыпали в конусы, они были солоноватые (не как мы потом ели сладковатую с молоком), по американской технологии. Это же была хрущевская кукурузная волна!

Как решил стать журналистом

Из армии я вернулся в 1976 году, осенью, в Саратов. А потом в декабре приехал в Торгай, где у меня матушка жила. Я приехал на станцию Тасты недалеко от Аркалыка. Представляешь, морозище, ночь, темень, ветер. И там только два участка работы — это железная дорога и стройка, где вечный дефицит рабочих рук. Или в чистом поле рельсы колотить, или на стройке пахать! А у меня мать работала в районной редакции корректором. Я к ней зашел, а там теплынь, рахат, девчонки хихикают, метранпаж бегает, шутки отпускает, к бутылке прикладывается! Ему: «Булик, Булик, только не напивайся, номер сдавать надо! Давайте ребятки, ребятки, быстрее!»

Мы познакомились, и он мне говорит: приходи в понедельник. Я пришел, и он дал мне задание — пойти на железную дорогу или на стройку и принести материал: один критический, другой — положительный. Я пошел и поразился, как ребятки на морозе вкалывают. Пока семафором перекрыли движение поездов, они быстро и слаженно справились с работой. А другой материал, о стройке, я сделал критическим, потому что они там действительно воровали и халтурили. Местные боялись писать критику, потому что они все между собой были повязаны. А мне, молодому, после армии, было нестрашно. Хоть они там и грозились, и предупреждали. Редактор руки потер и сказал: «Замечательно!»

Поначалу я был рядовым литсотрудником, потом стал завотделом писем — это такой отдел, куда трудящиеся присылают письма, где чаще встречались жалобы, чем благодарности. Работать в этом отделе было сложно, потому что на критику надо было отвечать, реагировать. А критику боялись давать в газетах многие редакторы. Но мы, конечно, разъезжали по следам этих писем по своему району. Мы выезжали на нашем побитом фронтовом ГАЗике из райцентра. Водителем был дядя Ваня, а он пока не похмелится, за руль не мог сесть. А дальше садились те, кто умел руль держать, и ехали на этом ГАЗике, по пути «выбрасывая» корреспондентов. Журналисты выезжали в командировку те, кто договорился и мог оттуда что-то привезти.

Студенческие годы

У нас был очень дружный и сильный курс, были классные преподы: Барманкулов, которого не одно поколение студентов называло Борманом, Дмитровский, Паршуков, Сова, Крикунов.

Радийная журналистика меня никогда не прельщала. Я к тому времени уже сам снимал и хотел идти в тележурналистику и кино. После того как закончил в 1983-м КазГУ, я благодаря профессору факультета журналистики Марату Карибаевичу Барманкулову пришел в сценарную редакторскую коллегию Казахтелефильма на должность редактора сценарной коллегии. Он дружил с главным редактором Казахтелефильма Сергеем Петровичем Морозовым. Ему нужен был редактор. Он сказал: «Петрович, там у меня есть студент такой, с первого курса снимает, журналюга со стажем!» Мне на тот момент было 29 лет. Так я стал там работать. Да, я проработал там до конца существования Казахтелефильма.

Казахтелефильм

1986-1987 гг. Второй важный этап моей жизни был связан с Казахтелефильмом, где я попробовал себя в разных ипостасях: и звукооператор, и редактор, и сценарии писал, и режиссером был. У нас было творческое производственное объединение: ТПО 1 — это «хроника» и ТПО 2 — это фильмопроизводство. Почему ТПО стало первым, а не вторым? Все начиналось с «хроники». Нужно было какое-то самостоятельное подразделение, чтобы оно могло осуществлять съемки для телевидения. Сначала было объединение при телестудии, а потом организовали телестудию. А там киношники все собрались и снимали хорошие фильмы.

Это была пора, когда сценарист Рита Соловьева вела свои лекции в сценарной мастерской на киностудии «Казахфильм». Было интересно, мы были очевидцами, как эта новая волна зарождалась. Пошли слухи, что есть такая студия. И компанией заинтересованных лиц мы стали туда ходить. Для меня было важно, что была какая-то живая жизнь, помимо телестудии (где я уже профессионально занимался кино и ТВ), это было окном в большой мир кино, где все было по делу и профессионально.

Во многом эти ребята, которые попали в новую волну, появились, я думаю, благодаря этим курсам и Рите Соловьевой. С ее приходом на телестудию появились такие замечательные десятиминутки — портреты необычного человека. Мне запомнился фильм про очень интересного художника Сэрэнжано Болдано. Мы много и весело проводили время в монтажной, часто спорили, искали, т. е. нескучный такой процесс был. Я был редактором, который обычно принимает участие в создании картины от самого начала, когда он принимает заявку от автора, вместе с ним работает над сценарием, доводя его до ума, потом в производственный процесс запускается, далее подключаются режиссер и группа, ну и на монтаже свежим глазом проверяли картину. В общем, редактор — это один из помощников картины. Во всяком случае, так мы себя вели. Хотя сейчас многие пишут про советскую редактуру, что они ай-ай-ай какие негодяи были!

Когда после развала Союза мы дорвались до голливудской продукции без этой цензуры, я обнаружил, что мы в СССР смотрели лучшее, что Голливуд создал. А потом такая порнография пошла!..

Знакомство с женой

Мы познакомились на первом курсе на сельхозработах в Горном Гиганте. Жили все в общаге на одном этаже. Веселая жизнь была! Это было в 1978-1979 годах. А в 1980-м в мае мы уже свадьбу сыграли.

Сапа Мекебаев, Вано Алексенко, Ляззат Бекенова¸ Нэлка Ибраева, Галка Жолдыбаева, Лека Гарифуллина, Жубаныш Байгуринов и наш староста Айбас, Витя Шацких, Аленка Шепель, Олег Сыромолотов и Куаныш Молдыбаев, наш профорг Ленка Моисеева, Ира Ермилова. Вот из них все в профессии работают и в Казахстане, и в России. Я учился в 105-й группе, а Роза и Вано — в 104-й, а пропадали в нашей. В 1983 году мы получили диплом.

О ленточке в волосах

У меня были длинные волосы, и я одел ремешок из сыромятины, соединил два конца гвоздем для мебели, сколотил, да и все! Момент эпатажный в этом, конечно, был. Потому что, честно говоря, любая администрация в любых учреждений тяготеет, чтобы это было по ее вкусу. Раз я начальник, то в моей власти диктовать какой-то стиль — костюмы и галстук — вот это да, вот это советский художник, писатель, журналист! А вот в джинсах и балахонах и с длинными волосами...

Вот чувствуешь, что от тебя хотят, чтобы ты по струнке ходил! И это противоречило моему нутру! Такой протест, чем мог, тем и выражался.. Я, вспоминая свою хипповую молодость, одевался в то, что было удобно.

О работе в начале 90-х

1992-1993 годы. Потом период «семерок», который длился года два. Мы выходили на канале «Казахстан». У нас была команда, собранная Айбаршой Божеевой. Среди них были Роза Крыкбаева, Рашид Ботбаев, Гаухар Юсумбаева, Ерлан Назаров и я. Это первое в Казахстане независимое ТВ-объединение. Телепрограмма «7+7+7», она вышла раньше, чем «Авторское ТV» в Москве. Я был и оператором, и режиссером, и журналистом. Вся команда у нас была многопрофильной. Только оператор был в одной позиции, остальные работали и как монтажеры, и как журналисты. Вся техника была арендованной. Айка выбивала нам монтажки, где были магнитофоны. И у нас была мечта — заиметь свою аппаратуру, хотя бы камеры!

Покупка первой аппаратуры

Потом начался период приватизации. Меня пригласили проводить экшн-промоушен (активное продвижение). Американцы с нашими людьми провели «фифти-фифти»-приватизацию в нашей республике. И я заработал денег для аппаратуры одним махом. Это был финансовый период. Когда имеешь дело с иностранцами, ты по-другому начинаешь смотреть на вещи, на смысл жизни. Мы там хорошо зарабатывали. Я сначала купил камеру, потом один магнитофон, потом другой. Он стоил 1125 долларов, как сейчас помню. В него пульт управления встроен, его откидываешь, точки выставляешь. А другой — чуть покруче, он стоил 1750 долларов плюс телевизор. Мы, конечно, резвились, тащились от него. На super VHS. Дети уже подросли, это был 1995 год, они начали снимать.

«Дала-ТВ»

Потом ко мне пришли ребята и предложили делать телеканал, куда меня пригласили как единственного профессионала. Выяснилось, что это кунаевское племя — Дастан Кадыржанов и Арман Сураганов. В Россию очень много утекло наших кадров. Ребята ушлые, умные, напористые и смелые. Я их знакомил с производственной кухней, технологиями, возил в Москву в «Останкино». А потом мы приехали и открыли эту телекомпанию.

Они свой опыт вложили в проведение фестивалей, и не так помпезно, как это раньше делалось, во дворцах. Ребята делали на ВДНХ, в парке, среди деревьев. Я понимаю, что это было шоу устроено, чтобы кошельки потрясти. Частного капитала еще не было в открытом виде, но были уже «Алтай Энерго» и банки всякие. Можно было заработать каким-то образом. Уже снимались  интересные рекламные ролики. Их снимал Алексей Беркович. Что-то появлялось в эфире и вокруг такое новое, западное. Телекомпания «Дала» вставала на ноги.

Мы обсуждали, чем будем заполнять наш эфир. Мы позиционировали себя как продакшн-студия. Не имея собственного эфира, мы первыми стали снимать сюжеты про погоду. Осваивали новые для Казахстана технологии. Постепенно на тормозах я отошел от этого дела. Телефильма-то не стало. Работы нет. И я пригласил главным режиссером Сергея Петровича Морозова, он голова, киношник, умница! А он пригласил за собой классного оператора Анатолия Васильевича Мищенко. Я ушел, а они продолжали работать. После того, в 1994-1995 годах, дети подросли, я заработал денег, и мы открыли студию «Талисман».

Преподавательская деятельность

В 90-е годы Роза не раз выигрывала гранты в фонде Сороса на съемку фильма «Незавидная судьба села Завидное», 1998 год. С пацанами из СЦСИ сотрудничали. И там они и пришлись ко двору, ролики снимали, мастерства набирались.

Однажды Маргарита Соловьева позвонила и говорит: выручай! И так я стал преподавать в колледже при «Жургеневке», вести там режиссуру и монтаж. Сделал выпуск, наладил учебный процесс. Были среди них неплохие ребята, которые закрепились в профессии. Работа преподавателя была малооплачиваемой, и я всегда подрабатывал на съемках, снимал свадьбы. После меня пригласили преподавать в частный вуз, который назывался институтом международных профессий. Там был сумасшедший конкурс. Там готовили переводчиков и специалистов по международной журналистике. У нас была своя студия. Отличный был вуз. В итоге его съели, территорию забрали, хотя там были мощные кадры, отличный преподавательский состав. Когда его закрыли, я пошел в академию кино и ТВ.

В конце 90-х я позвонил в редакцию газеты «Дружные ребята», переговорил с руководителем детского центра Ольгой Гумировой и пригласил подростков к нам в «Талисман». Получился неплохой творческий союз. Мы решили, что это будет новостная сюжетная программа на полчаса раз в неделю. На «Казахстане» я показал пилотную программу, договорились, и дело пошло. Наши монтажи всегда были «кровавыми»! Инга, наша старшая дочь, выручала, когда был цейтнот. Она первой, а вслед за ней Сарина Акашева освоили монтаж. А операторами у нас были все пацаны: Боська и Макс, Руслан Мухамбетов и Денис Тропин. Креативные были ребята. Снимали они не только сюжеты, но и клипы. Из них пятеро поступили в «Жургеневку», Макс, Руслан пошли на операторский, а Валера-младший поступил на звукорежиссерский. Девочки многие пошли в журналистику. Мади у нас прекрасно писал, был образован, начитан, ему цены не было, но ему поначалу тяжеловато давался формат тележурналистики.

Спонсировался ли проект?

Это у нас было семейное дело. Рейтинг на телевидении у нас был очень высокий. К нам после каждого эфира приходили звонки и письма. Народ смотрел, потому что программ таких живых тогда не было. У пацанов в процессе работы появилась своя манера съемок. Я уж не говорю о том, как было почетно выходить в эфир на весь Казахстан и стоять в кадре в роли журналиста стендап с микрофоном. Это очень нравилось самим ребятам и их родителям. Проработали мы два года на чистом энтузиазме! Кайфовали от души!

Каким запомнили Валеру

Сакен Бектияров, художник:

— В начале первого курса мы пошли в летную школу. Меня не взяли, потому что я близоруким был, а его — потому что он 1954 года рождения. Нам сказали в приемной комиссии: «У нас крайний срок — до 25 лет». Мы пошли в ближайший почтамт и переправили паспорт Валеры с 1954-го на 1957-й. Я ему помогал, потому что был художником в душе и стал впоследствии им. А тогда мы оба были журналистами. И вот он взял паспорт и говорит: «Пошли опять!»

Вот такой он был человек! Из породы летчиков, которые под мостом, как Чкалов, пролетали. С этим человеком прошла самая лучшая пора нашей студенческой жизни. И наши студенческие друзья — свидетели тому! Представьте, мы за одну ночь приняли решение поехать в Сибирь только потому, что Валера сказал: «Поедемте в Сибирь! Заработаем денег. Что будете сидеть на шее родителей?» Поднялся и нас поднял: поехали, кто поедет? Олег, Куаныш, Сакен и Валера — все вчетвером сели в поезд и поехали! Мы даже не знали, как это все делается. Мы же городскими мальчиками были.

Так мы попали в Сибирь. Я болею, простыл! В шесть утра он пинками нас поднимает и говорит: «Вы что спите? Смотрите, вот Байкал!» На Транссибирской магистрали, на всем его протяжении, есть самый короткий участок — 50 километров от Байкала, между Иркутском и Улан-Удэ. И он нам предлагает на этой остановке подойти к нему. Поезд же убежит? Нет, никуда не убежит, пока он наберет скорость, мы его десять раз нагоним! И мы вышли вчетвером, и он говорит: «И что вы смотрите? Надо же лицо помыть!» И в 1982 году мы в Байкале окунулись в первый и последний раз. У нас были две такие незабываемые поездки в Сибирь!

Я за это благодарен Валере! Он действительно в моей жизни был таким проводником.

Мади Мамбетов, журналист:

— Тот, кто отбыл вчера, не просто отец моих друзей. Он был долгое время моим другом, моим учителем, одной из самых значимых мужских фигур в моей жизни. Его эрудиция, педантизм, юмор, проницательность, франтовство, принципиальность, как пыльца с крыльев бабочки, на моих пальцах навсегда. Ему было бы 69 лет через пару недель, мы делим один знак зодиака и один месяц рождения. Я не знаю, чем в итоге меряется ценность человеческой жизни, но он оставил большой след. Он был профессионалом, педагогом, мастером, умницей, отличным собеседником (и недурным собутыльником), он воспитал ряд достойных учеников, четверых детей и восьмерых внуков.

А еще у него был 41 год брака с женщиной, вместе с которой он составлял удивительную пару, и я сейчас вспоминаю много разных моментов, но главным для меня остается то, что они очень восхищались друг другом. Общение с Валерой и Розой — это была прививка от непорядочности. Спустя годы ты понимаешь, сколько всего Валера с Розой дали детям. Если бы они не открыли «Талисман», мы бы не познакомились четверть века тому назад. Если бы Валера в свое время не пришел в центр современного искусства, где он общался с Картуном и Лерой Ибраевой, он бы не подтянул нас всех. Валера был авантюристом, он был человеком легким, с потрясающим чувством юмора. С ним можно было посмеяться от души и искренне.

Валеры будет не хватать очень сильно, и его не заменить — это правда.

Фото из архива семьи Задарновских