Объясняем, как под влиянием притеснения языка со стороны имперской власти казахские имена получили чуждые им формы. И что с этим делать теперь? Подробнее – в материале ИА «NewTimes.kz».
Корни проблем, когда Тамерланы становились Тимофеями, а Кати — Карлыгаш, уходят в политику советской власти прошлого. Руководство СССР стремилось создать образ «советского человека» и укрепить единство «великой» державы. Принятие русских имен на бытовом уровне рассматривалось как способ сблизить народы и подчеркнуть их принадлежность к общей советской идеологии. В этом контексте русские имена должны были стать привычными и удобными для коммуникации. Одним из тех, кто нарушил эту норму, был казахский герой Бауыржан Момышулы, который воевал во Второй мировой войне. По некоторым данным, несмотря на то что Момышулы пережил войну, советская власть присвоила ему звание «Герой Советского Союза» только после его смерти, поскольку он не сменил свою фамилию на «Момышев».
Жители Центральной Азии, как и других постсоветских республик, указывали русские версии своих фамилий и часто назывались русскими именами по разным причинам. Это происходило, в том числе, из-за шовинизма, когда, например, можно было услышать: «Сдам квартиру только славянам», и многим приходилось представляться Настей, а не Асией, чтобы решить бытовую проблему. Дополнительные трудности возникали в связи с «бюрократическими проволочками»: при оформлении документов в России трудовые мигранты зачастую прибегали к различным манипуляциям.
Эксперты по-разному именуют этот процесс: транслитерация, языковая ассимиляция, русификация, этнонимическая адаптация и даже лингвоцид. В источниках указывается, что изменение имен носит насильственный характер, а ассимиляция подразумевает растворение одного народа в другом.
Существуют исследования, посвященные адаптации имен, согласно которым «иноязычное имя собственное, приспособленное к своему языку при длительном употреблении наряду с исконными именами, подвержено фонетическим, морфологическим и лексическим изменениям».
Важную роль в этом процессе сыграли образование и бюрократия: русские имена и фамилии были понятны и удобны для советских официальных учреждений, так как упрощали бюрократические процедуры, где часто требовались формы, написанные на русском языке. На процесс руссификации имен также влияли культурные аспекты: русские имена чаще встречались в литературе, кино и советской пропаганде, что делало их символами прогресса. Кроме того, Союз активно боролся с религией, и эта борьба в «братских» республиках также выражалась в изменении имен.
Национальные имена действительно воспринимались как «пережитки прошлого» и зачастую отторгались. Это постепенно формировало позитивное отношение к русским именам среди нерусских национальностей.
Русификация имен являлась многоплановым и неоднозначным явлением, оставившим глубокий след в истории жителей постсоветских республик.
Тем не менее, идеальный образ советского человека с русскоязычным именем вовсе не подразумевал необходимость отказа от своей идентичности.
Детство Каната Тасибекова прошло в Алексеевке (сейчас — Ақкөл). Он является автором книги «Ситуативный казахский» и одним из самых известных популяризаторов государственного языка. Канат жил по улице Достоевского, где проживала только его семья и еще две казахоязычные семьи.
«Нас было три брата: старший Болат и средний Марат были соответственно Борькой и Мишкой. А мне на роду было написано быть Колькой» — рассказывает Канат, добавляя, что уже в юном возрасте отстаивал свою идентичность.
«А вот я почему-то воспротивился. Говорят же казахи: «Болар бала боғынан – заметный с замаранных пеленок». Наверное, уже тогда во мне начал зреть любитель филологии и языковедения. Я настаивал на том, чтобы меня называли Канат,» — продолжает он рассказ о своем детстве. «Мое упорство привело к тому, что кто-то из взрослых научил меня на вопрос: «Как тебя зовут?» отвечать: «Меня зовут Канат», а на последующее «А по-русски?» — «А по-русски — веревка». Вот так я и запомнился людям своего детства — «веревкой», но Колькой я так и не стал», — делится Канат.
Он рассказывает, что в его детстве это было обычным явлением: никто не хотел запоминать правильное произношение его имени и повторять его. Существовал лишь русский язык и русские имена; все остальное считалось второстепенным. Канат добавляет, что процесс русификации имен неразрывно связан с фамилиями, поэтому многие фамилии сегодня употребляются некорректно.
«Я — Тасибеков. Но я никакой не Тасибеков, потому что такого имени, как Тасибек, нет. Есть Тасыбек. Следовательно, я должен был бы писаться Тасыбековым», — рассказывает Канат.
Он считает, что сейчас все изменилось, и существует тренд гордости за свои национальные имена. Канат цитирует отрывок из своей книги «Ситуативный казахский» и подчеркивает, что казахи — великие мастера давать имена.
«Откуда же брались подобные имена? Дело в том, что казахи, называя детей, учитывали всё: погоду, события, сопровождающие рождение ребенка, время года, а в основном из каких-то суеверий, а не благозвучность или красоту имени. Скорее наоборот, неблагозвучное имя давало ребенку гарантию от сглаза. Так, например, если рождение ребенка совпадало с приездом гостя, гость считался құтты аяқ, құдай қонақ (божий гость, несущий удачу – перевод с казахского языка – прим.Авт), и ему доверялось назвать новорожденного. Вот и встречаются нам до сих пор имена, такие как Гамлет — гость, который посетил театр в Алматы, Сержант — тут всё понятно, тем более перекликается с казахским Серікжан. Особенно активно выбирали имена для девочек, если еще не родился сын: Ұлболсын (пусть будет мальчик – перевод с казахского языка – прим.Авт).
Также причиной для веселья служит неспособность русского алфавита передать специфические звуки казахских имен. Так, жизнелюбивые казахские Өмірбай и Өміртай в документах фигурируют как Умербай и Умертай, а искрящийся Қамар становится жужжащим комар. Теперь, наученные горьким опытом, казахи, нарекая детей, стараются давать имена, не содержащие специфических букв казахского алфавита», — говорится в книге «Ситуативный казахский».
Журналистка Надежда Шайкенова живет и работает в Петропавловске, но североказахстанцы знакомятся с ее материалами под именем Айжаны Шайкеновой.
«Моя мама из Северо-Казахстанской области, а папа — из Тюменской. Они познакомились в Казахстане, а затем переехали в Россию. Родители назвали меня Надеждой, но я идентифицирую себя как Айжан. Мне нравится, когда меня называют Айжаной; это имя кажется мне более феминным. Я понимаю, что с точки зрения репрезентации казахского языка это не совсем корректно, но с остатками своего колониального мышления ничего сделать не могу. Я родилась, жила и училась в России, и мне очень трудно отказаться от этой части себя. Я думаю, что не должна этого делать. Об этом мне каждый день напоминает мое удостоверение личности и казахстанский паспорт, где указано — Надежда Юрьевна Шайкенова», — делится Айжана.
Отец Айжаны, этнический казах, в документах значится как Юрий Петрович, а сама Айжана всегда представляет его как Дулата Сакбижановича.
«У моего папы было 12 родных братьев и сестер, и их имена также русифицированы в документах. Мои бабушка и дедушка родом из Казахстана, в советские годы они переехали в Россию. Дедушка в документах значится как Петр, а я знала его как Сакибжана. Бабушка значится как Ольга, но для меня она была Кульзи. Бабушка родилась в самом начале создания СССР, и практика указания русскоязычных имен была вполне логичной.
До средней школы я жила в России и представлялась учителям как Айжана, но они называли меня Надеждой. Позже мы переехали в Петропавловск и сменили гражданство. Здесь некоторые учителя сопротивлялись моим просьбам обращаться ко мне правильно, но большинство соглашались. Я училась в уникальной школе национального возрождения, где было много разных этнических классов и множество диаспор в одном образовательном учреждении. Тем не менее, даже здесь находились учителя, которые продолжали называть меня по документам.
Важно учитывать контекст жизни в Петропавловске: это город на границе с Россией, и жители ощущают сильное влияние соседей. Например, после начала войны в Украине здесь наблюдаются пророссийские настроения и случаи сепаратизма, поэтому имя Надежда многим ближе, чем Айжана. Однако, это не так повсеместно. Мои родные, друзья, преподаватели в университете и коллеги понимали мою ситуацию и обращались ко мне по родному имени», — поделилась своей историей североказахстанка.
Айжана несколько раз задумывалась о возможности изменить свое имя в документах.
«Я несколько раз задумывалась о возможности поменять имя и отчество в документах, но это часть меня, возможно, своеобразное клеймо, напоминающее о том, что моя внутренняя самоидентификация и национальность намного сильнее российского влияния и империализма», — делится она. «Кстати, мою маму зовут Жания, но ее все называют Женей. Окружающие не имеют злого умысла или надменности, обращаясь к ней так. Здесь стоит еще раз подчеркнуть, что мы живем в Петропавловске, и здесь действительно принято иначе, чем, например, на юге или западе Казахстана. Я понимаю, что это неправильно, но обществом эта проблема игнорируется. Я могу лишь объяснять маме, что неправильно называть Талгата Толей, а Галию Галей», — объяснила Айжана свою позицию.
Следующая героиня — Лариса Нурланбеккызы, которая живет в Астане и работает селлером на маркетплейсах.
Лариса начинает диалог с нами с теплых воспоминаний о знакомстве ее родителей, которые встретились случайно в поезде. Ее маме было всего 17 лет, а отцу — 29.
«Мама, казашка по национальности, любила путешествовать по Казахстану, а отец, кыргыз, часто ездил по работе в те края. Они рассказывали, что разговор завязался на простой теме, и за время поездки они почувствовали особую связь. Отец был впечатлен маминым жизнелюбием и любопытством к миру, а мама привлекла его зрелость и уверенность. Несмотря на разницу в возрасте и культурных традициях, они вскоре поняли, что их встреча — не случайность», — рассказывает девушка.
Позже родители Ларисы решили отправиться в Россию.
«Главным мотивом была работа отца, желание начать что-то новое вдали от привычного окружения. Мои родители объясняли, что имя для меня выбрали жеребьёвкой среди родственников. На бумажках были написаны имена тех, кто должен был назвать меня. В итоге попалась бабушка, и она выбрала имя Лариса, чтобы я легче адаптировалась к местным условиям и культуре России», — продолжает Лариса.
«Первые вопросы о своей идентичности у меня появились, когда я пошла в школу. Я начала замечать, что мое имя Лариса как-то не стыкуется с моим внешним видом, особенно когда окружающие ожидали услышать что-то более «кыргызское». Это вызывало у меня внутреннее замешательство и вопросы к родителям. В семье меня называют Ларой, и у меня нет имени кыргызского происхождения. Сейчас, с возрастом, я понимаю выбор родителей лучше. Они стремились сделать моё имя более универсальным, чтобы мне было проще адаптироваться в местной среде. С одной стороны, это помогло мне избежать некоторых стереотипов и предвзятости, но с другой стороны, у меня было время осмыслить, насколько важно сохранить свою национальную идентичность. Я уважаю их решение и понимаю, что они старались создать для меня комфортные условия в обществе», — рассказывает она.
Со временем Лариса начала больше задумываться о сохранении своей национальной идентичности.
Автор исследования о руссификации в Казахстане Женис Байхожа считает, что для казахского социума, в большинстве своем принявшего «правила игры», это имело как негативный эффект — потеря некоторой его частью национальной идентичности. Процесс русификации был в общем-то единым для всего союза, но, автор считает, что в Казахской ССР он происходил более активно, чем в других республиках.
Сегодня жители стран Центральной Азии активно движутся в сторону деколониального дискурса. Местные сообщества стараются переосмыслить свои связи с советской историей и культурой, призывая выйти из-под влияния России. В то же время в каждой стране остаются нерешенные вопросы, которые могут замедлять деколониальные процессы.
В 2017 году более 33 тысяч жителей Кыргызстана изменили свои имена и фамилии. Наиболее распространенным изменением стал переход от славянских форм фамилий к кыргызским, с отказом от суффиксов «-ов» и «-ев» и добавлением окончаний «-уулу»/«-кызы» или «-тегин». Эта тенденция зародилась в Кыргызстане еще в начале 1990-х годов, после распада Советского Союза, и с тех пор стала частью национальной самоидентификации кыргызского народа. Похожий процесс начал набирать обороты в Таджикистане в 2007 году, когда президент Эмомали Рахмон — ранее Эмомали Рахмонов — укоротил свою фамилию, подав пример согражданам. Многие начали добавлять к своим именам окончания «-зода», «-ён», «-пур» и «-духт», причем с каждым годом число таких изменений растет.
Единственным исключением являются таджикские мигранты, работающие в России, многие из которых вынуждены по-прежнему использовать русифицированные фамилии.
