Положение дел в медицинской сфере страны настолько плачевное, что мы не смогли обойти эту тему стороной. Поговорить о том, почему и как появились эти проблемы в нашей медицине, автор ИА «NewTimes.kz» Ася Нуриева решила с магистром медицинских наук, ассистентом кафедры врачебной общей практики КазНМУ им. Асфендиярова Айман Садвакас. Эта невероятно храбрая, сильная и неравнодушная женщина, профессионал высокого уровня давно бьет в набат и кричит о том, что здоровье нации — это первостепенная задача любого государства. Но в нашей стране она саботируется на самом верхнем уровне из-за коррумпированности и предательства интересов своего народа чиновниками от медицины. Итак, выясняем, почему так произошло и что с этим делать.
— Айман Садвакасовна, что не так в системе казахстанского медобразования? Не в нем ли кроятся корни наших проблем?
— Как известно, в 90-х годах прошлого столетия каждый медицинский вуз получил академическую свободу, то есть стал самостоятельно составлять программу обучения. Произошли определенные перекосы, например, в КазНМУ им. Асфендиярова более 50% объема преподавания стали занимать общетеоретические дисциплины (общественное здравоохранение, биостатистика и другое) над клиническими — хирургия, терапия, детские болезни, анестезиология, рентгенология и т. д. Объем биомедицинских дисциплин тоже небольшой. Однако реформирование системы подготовки врачей до сих пор требует не только пересмотра программы обучения, но и методологии и методической базы учебного процесса.
В КазНМУ им. Асфендиярова отсутствует научная лаборатория, имеющая международную аккредитацию. Исследования признаются мировым сообществом только по результатам, полученным в лабораториях мировой аккредитации. Существует такое понятие, как Research Impact, то есть когда научное исследование влияет на получение новых знаний, и эта парадигма широко распространена в лучших университетах мира, в которых существует триада «клиника — образование — наука». Это означает, что преподаватель медицинского вуза обучает студентов, проводит научные исследования и ведет клиническую практику с пациентами. Заниматься наукой означает быть в тренде всех новейших достижений, читать научную современную литературу, то есть держать в поле зрения новые технологии. Такого стандарта у нас нет из-за низкого профессионального уровня преподавателей, так как, к сожалению, английским языком владеет подавляющее меньшинство. Поэтому нет развития международного сотрудничества. Помню, как я обратилась в 2012 году в институт иммунологии Москвы по поводу сотрудничества, на что замдиректора по науке сказала: «А какие исследования вы планируете проводить у себя? Часть исследований мы проведем, а часть должны вы». К сожалению, понимание руководства о международном сотрудничестве иное — чтобы кто-то что-то сделал, то есть «нахаляву».
Государственного регулирования медицинского образования со стороны министерства здравоохранения и министерства образования и науки практически нет, потому что среди чиновников профессионалы уже перевелись. К примеру, они занимаются цифрами, им надо увеличить прием в магистратуру, докторантуру. Что это дает, если научных школ нет?! Это дает лишь поток дипломов, и больше ничего.
Если взглянуть на сайты университетов, то много рекламы о международном сотрудничестве в области медицинского образования, о заключении меморандумов и соглашении вузов Казахстана с университетами, клиниками и научными центрами стран мира. Однако задачи дальнейшего улучшения качества образовательных услуг, научно-исследовательской и клинической деятельности до сих пор не решены. Научных школ практически нет, преемственности кадров тоже. Самые лучшие давно уехали, молодые и талантливые не хотят оставаться в стране, так как нет достойной заработной платы, карьерного роста.
Серьезной проблемой является то, что сегодня медицинские вузы осуществляют прием абитуриентов без учета их индивидуальных особенностей, личностных характеристик и способности к профессиональной деятельности врача. Троечники в школах, а точнее бездельники, потоком идут на платной основе в медицинские вузы. Как может годами сформировавшийся бездельник учиться и совершенствовать знания? У меня есть случай, когда врач-интерн, не знавший разницу между вирусами и бактериями, сейчас работает невропатологом. Занималась платная группа врачей-интернов акушер-гинекологов, которые не знали группы крови. Таких случаев становится больше, и случаи врачебных ошибок будут расти.
— Какие произошли изменения, реформы, сокращения по сравнению с советским образованием?
— Закрыли педиатрический факультет, то есть длительное время не выпускали врачей-педиатров. В этом году был первый выпуск педиатров, окончивших резидентуру по педиатрии. Однако много вопросов по поводу качества подготовки. Кто их готовил? Я сама окончила педиатрический факультет и проработала детским врачом. Однако меня не хотели включать в состав преподавателей по педиатрии, несмотря на богатый клинический опыт, публикации и научно-педагогический стаж. То есть в министерстве здравоохранения сидят люди, поддерживающие не государственный, а личный интерес.
Перешли на Болонскую систему образования, которая подразумевает академическую мобильность, когда студенты и преподаватели могут перемещаться по университетам. Однако Болонский процесс имеет и свои минусы, они заключаются в коммерциализации образования, низкой эффективности кредитной системы, недоработках и неполной обеспеченности академической мобильности. Как известно, именно по этим причинам Университет Кембриджа отказался участвовать в Болонском процессе. Более того, лучшие университеты США, Японии, Китая не участвуют в нем.
Сейчас руководство КазНМУ им. Асфендиярова взяло курс на омоложение кадров, то есть появилась заинтересованность в количестве молодых ученых. Откуда взяться молодым ученым, если нет научных школ, нет достойных профессоров с глубокими знаниями, которые бы учили подрастающее поколение? Профессорско-преподавательский состав заполонен лжедиссертациями, заимствованными из российских источников. Откуда у лжепрофессора или лжедоцента глубокие фундаментальные знания? Например, в России существует комитет по контролю диссертаций, слабые работы не пропускаются, так как надо следить за статусом национальной науки. Без научных школ вопросы конкурентоспособности страны решаться не будут. С лжепрофессорами и лжеучеными имидж науки Казахстана никогда не поднимется.
До сих пор происходит сокращение кадров, то есть пенсионеров, имеющих хорошие знания и большую практику лечебной деятельности, стали убирать, так как надо освобождать места и должности молодым — своим кадрам из числа приближенных, родственников, знакомых. Даже в министерских проектах стал звучать такой термин — «старение кадров».
Мне вообще непонятно, почему стали говорить о возрасте в науке. За рубежом такого понятия нет, так как считается, что чем старее профессор, тем больше знаний он может передать: он живет больше и прочитал, соответственно, больше.
В советское время высоко ценились люди, имеющие глубокие знания. Проходили утренние конференции, где надо было делиться новыми методами лечения или диагностики. Помню, как я рассказала об общем анализе мочи в детской поликлинике города Ермака (ныне Аксу — прим.) в Павлодарской области. После конференции меня, молодого врача-интерна, зауважали заведующие отделениями, которые учились в медицинских вузах России. Сейчас этого нет: если знаешь больше, то тебя заклюют, тебе «скрутят руки». Поэтому людей, владеющих огромными знаниями, в медицине практически нет.
— Перечислите имена лучших профессоров в пору вашего обучения.
— В советское время обучение в вузах было построено на развитии клинического мышления студента. Профессор Татьяна Николаевна Никонова основала школу по детским инфекционным заболеваниям. В 60-е годы в Казахстане свирепствовала дифтерия, и лучшую методику по ее лечению выработала Никонова. В течение 33 лет она возглавляла кафедру детских инфекционных болезней, исследования на кафедре были посвящены самым актуальным вопросам детской инфекционной патологии (дифтерия, коклюш, скарлатина, брюшной тиф, вирусные гепатиты), проблемам ревматизма, неинфекционным заболеваниям лор- и сердечно-сосудистой систем. Лекции профессора Никоновой были самыми интересными, она умела вдохновлять и заражать неординарной логикой мышления, способностью впечатлять людей.
Профессор Раиса Садыковна Аманджолова могла поставить внематочную беременность методом пальпации. Несколько лет она возглавляла акушерско-гинекологическую службу в стране, имела всегда свой взгляд и подход, хорошие способности организовывать людей. Это она впервые в Казахстане сделала исследование и обратила внимание на то, что пятое поколение вакцинированных кроликов в ее экспериментах не дожило до репродуктивного возраста.
Также мне запомнился доцент кафедры рентгенологии Д.М. Бренер, который ушел с 3-го курса технического вуза в медицину. Его лекции всегда были уникальные, он демонстрировал рентгенологические снимки и учил нас ставить рак легкого по ним. Особенно меня поразила его кандидатская диссертация на тему «К вопросу состояния желудочно-кишечного тракта при хронической свинцовой интоксикации». Он провел свое клинико-рентгенологическое исследование в 1957 году. К сожалению, на сегодня практически нет рентгенологов такого уровня и мастерства.
— Чем они отличались от современных специалистов?
— Их всех отличают глубина знаний, неординарное мышление, высокая любовь к медицине и пациентам. Меньше было отчетов, основной была работа с пациентами. К сожалению, на сегодня эти качества стали редкостью среди врачей.
— Айман, вы интересовались, как лечились наши предки? Как они передавали свои исцеляющие знания?
— Во времена моей учебы был предмет «История медицины Казахстана». К сожалению, сейчас он не преподается.
В дореволюционный период целительство развивалось самостоятельно, в основном население широко пользовалось народной медициной: лечили кумысом, шубатом, настоями трав, применяли водо- и грязелечение. Знахари, целители, костоправы применяли в своей практике корни различных растений, сайгачьи рога и другие средства. Народные целители умели готовить лекарства, к которым относятся роза, железница, цитварное семя, гранатник, цикорий, девясил, полынь, квасцы, сернокислая магнезия, ртуть, медный купорос, мышьяк, нашатырный спирт, азотная кислота, хинин, опиум. При болях в желудке больному давали ревень, опиум, при поносе — крепкий настой чая из мускатного ореха, настой смородины. При сильном кашле применяли настой стручкового перца в чае либо бульоне. Казахские народные целители в основном использовали кумыс для лечения туберкулеза, цинги, хлороза, малокровия, сердечно-сосудистых и желудочно-кишечных заболеваний. Чай использовали как средство, позволяющее пропотеть. Для профилактики заболеваний больных проказой содержали отдельно от здоровых людей, за больными оспой ухаживали лишь те, кто переболел подобным заболеванием. Если в ауле был хоть один заболевший оспой, весь аул не мог принимать гостей.
Лечение сложных болезней, таких как сифилис, было простым, но в основном правильным. На кожу больного наносили ртутную мазь, давали пить мышьяк, ртуть, язвы прижигали медным купоросом. Народные целители умели лечить и кожные болезни, применяя для этого мази и порошки. Мази обычно готовили из ртути, серы и других веществ, в которые добавляли овечий жир. В качестве порошков применяли сухие измельченные ягоды, золу, обожженный войлок и т. п. К месту надреза прикладывали листья подорожника, золу от подожженного войлока или ваты. На кожную рану при заболевании сибирской язвой лили горячий сургуч, иногда проникающую рану прижигали раскаленным железом. Из места укуса змеи отсасывали яд и прикладывали лекарство, изготовленное из змеиной головы. Это лекарство готовилось следующим образом: череп змеи высушивали, размалывали в порошок, смешивали с молоком и прикладывали к ране. Зубные болезни лечили смесью белены и масла, иногда прикладывали белену в сухом виде. Искусство баксы широко отображалось и пропагандировалось в произведениях Сейфуллина, Жумабаева, Жансугурова и Муканова.
Исцеляющие знания обычно передаются из поколения в поколение. Я от мамы слышала, как лечили ангину, от папы — как лечат от укуса змей.
Думаю, что народная медицина должна развиваться и далее, так как мы не должны забывать дошедшие к нам из глубины веков, передаваемые из поколения в поколение традиционные методы и обычаи целительства. Например, в настоящее время во многих высокоразвитых государствах открываются центры по изучению методов народной медицины Тибета, Китая и других стран. Есть такое правило, которое я узнала, когда училась на курсе фитотерапии и гомеопатии: растения определенного региона помогают только людям, проживающим в этом регионе, к примеру, отвары степной ромашки не помогут жителям Африки, а травы Южной Америки не помогут жителям Казахстана. То есть существуют особенности этнической фитотерапии.
— В каком состоянии находится лабораторная служба Казахстана по сравнению с другими странами?
— В настоящее время медицинская лабораторная служба Казахстана испытывает острый дефицит квалифицированных кадров, отмечается низкое качество лабораторных услуг и дефицит лабораторного оборудования, что отразилось в постановлении правительства Республики Казахстан от 24 ноября 2022 года № 945 «Об утверждении Концепции развития здравоохранения Республики Казахстан до 2026 года».
Также министерством здравоохранения РК не решаются социальные вопросы специалистов медицинских лабораторий, имеющих высшее немедицинское образование, то есть биологов и химиков, статус и заработная плата которых остаются низкими по сравнению со специалистами, имеющими медицинское образование. Последнее обсуждение об этих проблемах проходило 19 апреля 2024 года в Алматы на международном конгрессе, организованном КАМЛД — Казахстанской ассоциацией медицинской лабораторной диагностики. Хотя после круглого стола было сделано обращение к президенту и правительству Казахстана о принятии вышеуказанных мер, тем не менее, обращение лабораторной общественности осталось неуслышанным.
Поэтому в Казахстане служба клинической лабораторной диагностики оценивается, мягко говоря, недостаточно эффективно. Это связано с неразвитой нормативной базой по лабораторной службе, отсутствием стандартов контроля качества лабораторных исследований. В стране насчитывается около 2500 государственных и частных диагностических лабораторий. Ежедневный внутрилабораторный контроль качества проводит менее 50% лабораторий и менее 5% лабораторий участвуют во внешнем контроле качества. Необходимо развивать лабораторную медицину, проводить их модернизацию и переоснащение, внедрять современные технологии, постоянно осуществлять профессиональную переподготовку кадров.
Для решения сложившихся проблем в системе обеспечения качества медицинской лабораторной диагностики необходимо создание республиканской системы внешнего контроля качества на базе международных программ внешней оценки качества (ВОК), образовательных программ для реализации ВОК, методик исследований систем управления качеством лабораторных исследований и создание координационного центра для поэтапной реализации поставленных задач. А если кафедру клинической лабораторной диагностики в КазНМУ им. Асфендиярова закрыли, то как будет осуществляться методика внедрения контроля качества лабораторных исследования и переподготовка кадров?!
— Айман, еще один бич в области медицины — это развитие антибиотикорезистентности. Что с этим делать?
— Как известно, чрезмерное использование антибиотиков явно способствует развитию устойчивости к микроорганизмам. Эпидемиологические исследования продемонстрировали прямую связь между потреблением антибиотиков и распространением резистентных штаммов бактерий. Нецелесообразное назначение антибиотиков, бесконтрольное использование антимикробных препаратов влечет за собой рост антибиотикорезистентности микроорганизмов, приводит к неэффективности стартовой антибактериальной терапии, резкому увеличению заболеваемости внутрибольничными инфекциями, связанными с оказанием медицинской помощи.
В поликлиниках врачи направо и налево назначают антибиотики детям грудного возраста, причем стартуют с цефалоспоринов пятого поколения. Если поступают такие дети в больницу, то уже в приемном покое им назначают антибиотики резерва, то есть те, которые рекомендуется использовать в исключительных случаях. Потом, когда эти дети попадают в реанимацию, невозможно уже им подобрать антибиотики, так как все сильные они уже получили.
Два года назад ко мне обратилась женщина из Тараза по поводу 16-летней дочери, у которой была антибиотикорезистентность ко всем препаратам, так как девочка часто болела ангиной и перепробовала все. Вот этого понимания нет среди врачей и клиницистов, а существуют следующие методы на определение антибиотикорезистентности:
У нас в основном используется метод дисков из-за простоты и дешевизны. Однако сейчас необходимо проводить мониторинг чувствительности или устойчивости штаммов в популяции бактерий. Поэтому только методика идентификации мутаций дает информацию о наличии того или иного штамма бактерий видоизмененных генов, способствующих развитию антибиотикорезистентности.
Она устанавливается специалистами лабораторий. Также приведу пример, когда по моче одного пациента лаборатория сделала заключение: обнаружен вид стрептококка, выявляющийся только у кошек. Это говорит о низком профессионализме специалиста, проводившего лабораторное исследование. Если высококвалифицированных специалистов лабораторий не хватает, то как будут проводиться исследования на антибиотикорезистентность. Кто будет осуществлять мониторинг по ней — тоже непонятно.
— Айман, как вы знаете, весной затопило скотомогильники сибирской язвы. Каких последствий и каких проблем ожидать после этой катастрофы?
— Учитывая то, что сибиреязвенные захоронения в стране функционируют с нарушениями, то их эпидемический потенциал остается высоким. Более того, химико-аналитические исследования почвы различных кладбищ обычно выявляют интенсивное загрязнение почв яйцами разных видов гельминтов, загрязнение тяжелыми металлами (включая железо, цинк, серу, кальций и фосфор), также выявляется высокий уровень бактериального загрязнения.
Поэтому, опираясь на эти научные данные, я почти уверена, что пробы воды для исследования сибиреязвенной палочки могли проводиться с несоблюдением методических рекомендаций для бактериологического исследования на наличие не только типичных возбудителей сибирской язвы, но и на атипичные штаммы. В мировой практике используются не только микробиологические методы (высевы на питательные среды), но также биологические (заражение лабораторных животных) и генетические методы (определение изолятов штаммов). Согласно последним научным данным, существуют не только свойства, типичные для сибиреязвенной палочки, но и для атипичных мутантов, значение которых в эпидемиологии и патогенезе сибирской язвы остается неясным и требует изучения. Также в научной литературе имеются сведения о фагоустойчивых штаммах сибиреязвенной палочки.
Высокопоставленные чиновники не хотят осознавать, что без высокопрофессиональной работы специалистов лабораторной службы выявление сибиреязвенных патогенов будет представлять определенную сложность и в связи с этим угроза нарастания сибиреязвенного потенциала будет оставаться высокой в стране. Однако в средствах массовой информации чиновники государственных департаментов, не имея научных представлений о мониторинге, критериях оценки факторов риска и методах диагностики сибирской язвы, стараются прикрыть истинную картину эпидемического потенциала сибиреязвенных захоронений, тем самым вводя в заблуждение общество.
— Какие научные достижения сделаны в лабораторной диагностике и медицинском образовании?
— В мире все больше внимания уделяют персонализированной — интегральной медицине, включающей в себя разработку персонализированных средств лечения, тестирования на предрасположенность к болезням и профилактику. Три важнейшие современные технологии имеют отношение к персонализированной медицине — генотипирование SNP, микрочипы/биочипы и секвенирование. За рубежом успешно применяются следующие основные лабораторные методы в предиктивной и персонализированной медицине: нанодиагностика, интеграция диагностики с терапией на основе наночастиц, уточнение для целей фармакогенетики, технология протеиновых биочипов, токсикогеномика, исследование метилирования ДНК, микроРНКдиагностика. Пока Казахстан отстает от современных технологий. Медицинское образование за рубежом стремится к непрерывности получения знаний, используя интерактивные атласы, онлайн-вебинары, цифровые программы и искусственный интеллект. Насколько это сформирует клиническое мышление врача, покажет время.
— Как вы относитесь к бесконтрольному назначению антибиотиков?
— На одной из российских конференций эндокринолог, д. м. н. сказала, что гормоны надо назначать очень осторожно, с учетом показателей лабораторных анализов и смотреть показатели гормонов надпочечников. Но у нас подобная практика не проводится, и сейчас гормоны назначаются направо и налево, это палка о двух концах.
Когда я работала два года клиническим фармакологом в детской инфекционной больнице, была такая дилемма: когда в приемную поступает ребенок, ему назначают антибиотики резерва, тогда как они должны назначаться в крайних случаях, когда инфекция угрожает жизни. А в наших поликлиниках назначают цефалоспорины четвертого-пятого поколения ради быстрого результата. Адекватные опытные терапевты учат: назначайте более-менее безопасные антибиотики-макролиды перорально.
Когда я училась, нас тоже учили лечить по схеме: теплое обильное питье, чай с малиной, укутывания, примочки. Если эти простые меры не помогают, можно назначать более сложное лечение. Мы, как вы знаете, все потеряли: наш педиатрический факультет закрыли, потом открыли. Поэтому эти знания не передаются следующему поколения.
— Ну не диверсия ли это против здоровья нации?
— Конечно, этому ведь надо обучать, проводить какие-то курсы молодым врачам, объяснять, что они несут ответственность за чрезмерное назначение антибиотиков детям. Почему это нельзя привести в порядок?! В Казахстане живет 20 млн человек. На такой огромной территории это много, что ли? Неужели так трудно организовать? Почему Минздрав не принимает меры? Потому что там засели такие, как Алмаз Шарман, и диктуют лобби, например, о посмертном донорстве людей, находящихся в коматозном состоянии. То есть какая опасность подстерегает людей, попавших в аварии?! Их просто разберут на органы, предварительно заполнив протокол, так как им (трансплантологам) выгодно и удобно.
— А как отслеживать качество и уровень подготовки будущих врачей и что необходимо для достижения мировых стандартов?
— Качество подготовки будущих врачей во многом зависит от уровня клинической базы, проводимых в университете исследований в области биомедицинских наук, новых технологий и совершенствования самой педагогики. Нужно следовать тенденциям и подходам к развитию профессиональной компетентности преподавателей системы медицинского образования на основе анализа лучших мировых практик.
Поэтому необходимо проводить трансформацию медицинского образования на национальном уровне, то есть проводить институциональные преобразования действующей организационно-педагогической модели, которая не отвечает мировым стандартам. Например, возрастающую когорту профессорско-преподавательского состава составляют лица, не ведущие практическую деятельность по профилю преподаваемой клинической дисциплины. Поэтому международные индикаторы профессионально-педагогической компетентности преподавателя низкие: уровень знания и понимания, уровень профессионального умения, уровень личностных качеств.
Соответствовать мировым стандартам, то есть получить мировую аккредитацию, — это то, к чему должны стремиться все медицинские вузы страны. Например, в 2010 году в США и Канаде ввели процедуру аккредитации медицинского образования — образовательную комиссию по иностранным выпускникам медицинских вузов (Educational commission for foreign medical graduates, далее — ECFMG). Отсутствие сертификата ECFMG закрывает доступ студентов к продолжению медицинского образования и частично к медицинской практике, т. к. является условием для получения неограниченной медицинской лицензии. Более жесткие требования внедрили в 2023 году, когда иметь право пройти сертификацию ECFMG23 получали только выпускники медицинских школ, соответствующих следующим условиям на момент подачи заявки:
— Айман, известно, кто стоит за этими «мировыми стандартами», такая организация, как ВОЗ, которой управляют не ученые и доктора, а финансисты и банки. Говорят, что на реализацию «спецоперации COVID-19» были выделены миллиардные суммы банками Европейского и Азиатского развития и World bank.
— Здесь я вот что скажу: есть буферные зоны, где существуют компромиссы, а есть красные линии, где есть запрет. В крупных западных странах развивается наука, потому что новые технологии сами по себе не возникают. ВОЗ стоит на позициях, чтобы установить пандемии и применить вакцины, а в остальной части ученые в крупных странах самостоятельные.
Если науку загнобить, то движения не будет. А где в Казахстане вы видите красные или запретные линии?! Их нет. Можно делать все, потому что определенный клан заинтересован в том, чтобы не было настоящих ученых, которые бы видели эти ошибки, которые увидели бы эти красные линии, которые бы говорили бы об этом. Вот и все! Там у них при жизни делают добровольный выбор отдавать свои органы или нет. В этом новом кодексе вы где-нибудь видели намек на бдение о здоровье нации? Принял ли Казахстан какую-то концепцию о здоровье нации? За рубежом население более или менее обеспечено в социальном плане и ему доступны качественные препараты. А у нас же идет закуп лекарственных средств, то есть казахстанцы поставлены в условия, когда идет импорт. Приобретается то, что завозится, то есть выбора нет.
Если за рубежом они сами могут выбирать и проверять качество товаров, то у нас дженерики — это новые лекарственные средства, которые не имеют патентов, однако они впускаются в производства дешевыми технологиями. Генератором дженериков является Индия.
В США, например, существует закон об импортных лекарствах с 1848 года и с 1902 года — закон о контроле над биологическими веществами. В соответствии с ними, токсичные красители и консерванты, такие как бура, серная кислота, формальдегид, медь и сульфат, запрещены для использования в пищевых продуктах и лекарствах. Закон о еде и лекарствах 1906 года наиболее известен как Закон Уайли, названный в честь доктора Харви Уайли, который сделал обязательной маркировку ингредиентов и их содержание в лекарствах, а также алкоголя, кокаина, героина, морфина. Федеральный закон о продуктах питания и лекарствах 1906 года стал отправной точкой для создания управления по контролю за продуктами и лекарствами (FDA).
У нас на законодательном уровне такого контроля нет. Есть приборы, которые определяют токсичность, так называемый химико-токсикологический анализ. Есть приборы, которые определяют наличие лекарственных средств в сыворотке пациентов, то есть можно определять параметры фармакодинамики и фармакокинетики лекарств. На этих приборах также работают специалисты медицинских лабораторий. Однако и таких приборов нет, и контроля токсичности лекарственных средств тоже нет, потому что всестороннего понимания таких проблем в министерстве здравоохранения нет.
В Америке, например, был принят закон FDA ( food and drug drug administration) о недопустимости тяжелых и токсичных металлов, таких как ртуть и свинец, алкоголь, кокаин, в составе препаратов. Они там следят за этим. Согласно FDA, разделяют два вида дженериков:
А у нас что происходит? Полный беспредел и сбор всего этого по причине коррумпированности нашего министерства здравоохранения. Оно не проверяет токсичность этих лекарств. У нас нет этих красных линий!
К слову, Айман Садвакас обратилась к президенту страны с открытым письмом, где разоблачила порядки, установившиеся в системе здравоохранения.
