Четыре казахстанских тренда, навеянные несанкционированным митингом в Атырау

Во-первых, Казахстан давно уже напоминает горящие политические торфяники, когда пожар начинается снизу и долгое время на поверхности его можно не увидеть. Но, рано или поздно, пламя начинает вырываться наружу. Иногда этот тренд именуется немного по-другому. Эффектом «парового котла». Когда чем крепче закручивается крышка сверху, тем больше возникает давление изнутри со стороны накопленного социального пара, который все равно вырвется наружу с более негативными последствиями.

Во-вторых, в стране четко оформились пока два участника социальной и политической активности. Это запад страны и Алматы. Разница лишь в методах выражения этой самой активности. Если Алматы больше напоминает пассивную фронду, как это было видно, например, по итогам недавних парламентских выборов, когда южная столица традиционно продемонстрировала самую низкую явку в стране. То западные регионы Казахстана больше демонстрируют ее активную форму. Это хорошо продемонстрировали события в Жанаозене. Кстати, до митинга в Атырау, был еще один интересный прецедент с участием профсоюзов 16 нефтяных предприятий Мангистауской области, которые выступили против принятия нового трудового кодекса, в разработке и обсуждении которого они не участвовали. Нефтяники опасались, что если трудовой кодекс будет в той редакции, которую предоставило министерство здравоохранения и социального развития, то это может непременно привести к ухудшению всех гарантированных государством социальных гарантий. Была даже отправлена делегация в Астану для ведения переговоров. Но тот факт, что новый трудовой кодекс все-таки был принят в первоначальной редакции, к мнению нефтяников не прислушались, так как этот кодекс в большей степени защищает права работодателей, а не работников, что также закладывает в будущем новые мины замедленного действия, которые могут взорваться. С определенной натяжкой, к определенной форме политического протеста можно причислить и активизацию радикальных экстремистских групп салафитской направленности также на западе Казахстана, которые активно вели работу среди молодежи. Хотя, выделение западного Казахстана и Алматы в качестве политически активных регионов страны является довольно условным, так как социальный взрыв может быть в любой части республики и по любому поводу. Опять же следует вспомнить о горящих торфяниках.    

В-третьих, знаковым моментом является то, что вопрос о собственности на землю стал главным спусковым крючком для проведения одной из крупных акций протеста в Казахстане за последние годы. В глаза бросается то, что столько людей не собирали другие, вроде бы острые для социума темы, будь то девальвация национальной валюты, которая сильно ударила по кошелькам многих простых казахстанцев или же вхождение страны в Таможенный союз, а затем создание Евразийского экономического союза, которое также вызвало серьезный раскол в обществе. Конечно, кто-то считает, что вопрос о земле был лишь следствием более глубинных проблем, связанных с ростом социального расслоения в обществе и с появлением большого количества людей недовольных проводимой политикой.  Возможно они и правы, учитывая то, что на западе Казахстана давно уже зрели недовольства как поводу деятельности многочисленных иностранных компаний, которые в свое время получили доступ к крупнейшим месторождениям страны, так и касательно неравномерного распределения доходов полученных за счет продажи того самого сырья, которое добывалось, в основном, в западных нефтегазовых регионах республики. Но, с другой стороны, митинг в Атырау указывает на один довольно интересный момент. Это вопрос о самоидентификации людей. С одной стороны, в Казахстане у значительной части казахстанцев давно уже существует кризис этой самой самоидентификации, что выражается в нежелании связывать свое будущее с этой страной. С другой стороны, атырауские события показали позитивный тренд в пользу того, что в стране есть люди, для которых, наоборот, самоидентификация проходит именно через такое понятие как «земля предков», которую надо беречь и передать будущим поколениям.

В-четвертых, скорее всего, тот факт, что митинг в Атырау завершился мирно, была большая заслуга Жанаозеня, который когда-то стал холодным душем для власти. Более того, чиновники должны осознать, что ослабляя многие политические институты в лице конкурентоспособных политических партий, профсоюзов или НПО, они лишаются не только дополнительных каналов альтернативной информации, но и посредников в общении с народом. То есть в снижении количества социально-политических предохранителей в стране большая доля вины лежит на самой власти, которая попала в ловушку иллюзии о том, что ослабив те же самые оппозиционные партии, она ликвидировала источник потенциальных социальных протестов. И самую большую ошибку, которую может сделать власть по итогам этих событий, это начать преследовать инициаторов и участников атырауского митинга. Ведь в свое время, один из оппонентов Конфуция Мо-Цзы писал: «Чтобы навести порядок в стране нужно знать причину беспорядков». А чтобы знать причину беспорядков, надо спускаться с небес и чаще общаться с народом, который хочет, чтобы его не просто услышали, но и выслушали как равноправного партнера власти. Ведь чиновники должны работать так, как их содержат, в том числе и те, кто в этом митинге участвовал.

Досым Сатпаев